Что это за АИ-мир и какая была Развилка?
Как этот мир дошёл до жизни такой?!....
Банда.
Парк в городе-облцентре. На отдалённой аллее, на таком её месте, откуда хорошо просматривается заросшая цветущим шиповником красивая местность вокруг и куда потому невозможно сквозь этот самый шиповник подобраться незаметно, стоят скамейки кружком. На скамейках сидят граждане обоих полов и весьма разных возрастов – от девятилетних до девяностолетних. Вблизи заметно, что положения в государстве они тоже весьма разного; а вот внешне все красивые – премного повыше среднего уровня красоты для их пола и возраста. Сидят и держат наготове газеты – чтобы, если на аллее появится кто-то чужой, сразу же дружно сделать вид, что каждый всего лишь наслаждается запахом цветущих шиповников, читает газету и знать не знает никого из остальных. Да и расселись на скамейках так, чтобы с какой бы стороны не появился на аллее кто-то чужой, а его сразу же заметил бы кто-нибудь из своих.
А поскольку чужих на аллее не видно, вся компания ведёт свой размеренный, неспешный и неторопливый разговор.
– У моих соседей, что этажом ниже… – начинает говорить шкафообразный толстяк с внешностью бывалого повара.
– На наши люди! – вставляет длинноволосый и бородатый старик, лет под девяносто, в этой компании и в это время оказавшийся в роли очень компетентного долгожителя.
– Недавно родился ребёнок – продолжает толстяк – И его оказалось не нужно приучать к горшку, он сам просится… и по ночам не орёт! Днём, впрочем, тоже…
– Наш человек! – делает вывод старик – ты присмотрись к нему, когда подрастёт. А ну как кто из знакомых окажется…
– А у моих соседей, что в квартире напротив… – говорит сонливый тип с хипповатой внешностью.
– Наши люди! – вставляет старик.
– Хотя и не нашей компании – добавляет молодящаяся женщина, лет за сорок, но с одеждой, с причёской и с манерами под молодую девчонку.
– Тоже недавно ребёнок родился – продолжает сонливый – так он на горшок не просится, ещё и орёт, как резаный, и даже по ночам…
– Не наш человек! – делает вывод старик.
– Повезло его родителям или нет? – спрашивает помятого вида гражданин с физиономией типичного алкоголика.
– Получается, что повезло… – отвечает ему сонливый – хотя и в чём-то не повезло…
– Страшно даже представить – говорит беременная женщина лет около двадцати пяти – что у меня родится наш человек! Со всеми вытекающими из этого последствиями… Со старческим взглядом на жизнь и недетским отношениям к детству… По мне, так лучше уж пусть будет не наш, а обыкновенный…
– А я бы предпочла нашего, с нашим меньше возни, а это главное – сказала шестнадцатилетняя девушка с толстой косой до колен – а не наших ненавижу! Орут, гадят, жить мешают…
– Да, наши люди с детства страстно ненавидят детей… в смысле обыкновенных – соглашается толстяк.
– И ненависть эту проносят через всю жизнь! – добавляет старик – Это я по себе знаю!...
– Скажи лучше, не самих детей, а специфику детско-подросткового коллектива – поправляет их ещё один человек, внешне типичный представитель тех самых служивых, у которых сквозь гражданскую одежду прекрасно видна военная выправка – и нигде нашим людям не бывает так плохо, как в таковых коллективах…
– Всё это так, но приходится выбирать меньшее зло – делает вывод беременная женщина.
– Не нашему родиться у наших – это для не нашего меньшее зло, чем для нашего родиться у не наших – поправляет её старик.
– Да, это очень плохо – говорит пятнадцатилетний подросток – а ещё хуже быть в таком детсаду, где все, кроме меня, не наши люди. Или наши, но которые так хорошо затихарились, что от не наших не отличить. А тем более в таком классе!… И я ещё виноват оказываюсь, что держусь от них особняком, угрюмо и нелюдимо! А о чём мне с не нашими разговаривать?!...
– Зато родителям возни с нашими куда как меньше! – говорит женщина в возрасте изрядно за пятьдесят, держащая на поводке белого разноцветноглазого кота – наши люди очень самостоятельные, хотя и очень независимые… с детства смотрят на родителей, как барчуки на прислугу, а как вырастут – так при первой же возможности исчезают, не попрощавшись… И притом чистосердечно считают, что этим делают большое благо – избавляют старичьё от своего присутствия…
– Да, наши люди таковы – соглашается старик – и мы таковы! У своих родителей мы навроде квартирантов…
– Анекдот! – подал голос рыжий тип, остро пахнущий ахромином – наш человек подаёт объявление в газету: «Ищу бескорыстных родителей. Оплата по соглашению».
Все посмеялись.
– Мы с детства боимся, что наши родители когда-то от нас внуков захотят! – говорит девятилетний мальчик в шортах и летней рубашонке с короткими рукавами – А я, между прочим, убеждённый чайлдфри. Впрочем, лично я своих уродов ненавижу больше всего за то, что они меня заставляют ходить в этой гадости, в которой стыдно на людях показаться – и показал на свои короткие штаны – и вообще, заставляют…
– Твои – не наши люди… – говорит десятилетняя девочка в синем платьице и с глазами бывалой лесбиянки – мои как раз наши, но мне от этого не легче… Наши-то они наши, но не нашей компании! Заставляют, сволочи! И не откроешься им, не договоришься…
– Ключевое слово – заставляют! – добавляет другая десятилетняя девочка, в зелёном платье, сидящая под руку с первой – Вот и мои тоже не наши люди, И, слушая их рассуждения, я как подумаю, что они от меня захотят, когда я вырасту… Меня от ужаса аж передёргивает! Вся надежда на наших людей…
– А что они от тебя захотят? – спрашивает пятнадцатилетний подросток – если не всё тех же мерзостей, коих не наши люди стандартно хотят от своих детей…
– А сами мы хотим совсем другого – добавил девятилетний в шортах – чтобы нам жить не мешали!
– Да, все мы такие – говорит красивая блондинка лет этак около двадцати пяти – как только получаем возможность прожить самостоятельно, так сразу на родственников смотрим, как на помеху в жизни… Да и раньше, в сущности, тоже!
– Что естественно, то не безобразно – комментирует старик – какими же ещё нам быть? Родственные чувства – не для нас!
– Ещё анекдот! – снова подал голос рыжий – наш человек подаёт в газету объявление: «Ищу работу ребёнком в детском саду. Согласен на группы от младшей до старшей. Ясельную и подготовительную группы не предлагать. Обязуюсь хорошо кушать и добросовестно изображать сон в мёртвые часы. Игрушки согласен приносить свои…»
Все опять посмеялись.
– Если бы было так просто… хорошо было бы жить нашим людям! – прокомментировал толстяк.
– Заставляют, сволочи, заставляют! – снова сказала десятилетняя в зелёном платье
– Если мы не просили нас рожать, значит – мы ничего родителям не должны! – провозглашает молодящаяся женщина – а если они нас родили, значит – взяли на себя обязательство нас содержать, пока не вырастем! Вот и пусть его исполняют. Только так и никак не иначе!
– Бывают, впрочем, и исключения, но они только подтверждают это правило – добавляет сонливый.
– Да, если по договору – соглашается девушка с косой, посмотрев на старика.
– Я ещё пятилетку протяну – говорит ей старик – но потом могу и согласиться. Если не захочу в очередной раз напрягаться в случайном, плохом роду... хотя он и род долгожителей. Так что если хочешь моего завещания и закопанного клада, то смотри, кого на себе женишь!
– Нашего знакомого, что сейчас срочную тянет – отвечает старику девушка с косой – уж насчёт меня он спокоен, что я его дождусь. Хорошо быть нашим человеком, да ещё и в нашей компании! И я насчёт него спокойна, что как вернётся, так меня поматросит, но не бросит…
– А потом посолдатит – и обрюхатит – добавил девятилетний в шортах – в позапрошлый раз у вас было наоборот. А в прошлый раз вы были не вместе. А на этот раз тебе повезло, девчонке служить не нужно. А вот нам это предстоит…
– Что в эту эпоху лучше – родить или отслужить?... – вопрошает десятилетняя в зелёном платье.
– А не наши люди рассуждают иначе – вставляет сонливый – они говорят, что лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться…
– Ха-ха-ха – засмеялся старик, поглаживая бороду – это же смешно! Не наши ещё будут наших таким рассуждениям учить!
– Может быть, они нас ещё и истории учить возьмутся? – добавил алкоголик – Вот где бы мы посмеялись… в своей компании...
– Велико искушение – сказала десятилетняя в синем платье – накатать по памяти трактат, ну хотя бы «Восточная Европа от Эрманариха до Баламбера», да и вывесить его в Сети… а потом посмеяться от комментариев к нему! Что там современные критиканы накомментируют!
– Да, нам трудно не рассмеяться, читая современные учебники истории… – согласился сонливый – и они нас ещё берутся по ним учить!... Нас!
– Учить… – сказала беременная женщина – как раз в школе нашим людям хуже всего… А особенно в старших классах!
– Да, наших людей легче всего вычислять в школе – подключился к разговору ещё один из присутствующих, мужчина солидного вида, в костюме с галстуком, по профессии не иначе как школьный зауч – все они в начальных классах отличники, хотя иногда и проскакивают у них яти, фиты и прочие ия/аго. А к старшим классам скатываются в безнадёжные… Потому как память – это, конечно, хорошо, но нужно же и уроки учить. И невдомёк им, что я каждого из них насквозь вижу!… Иногда бывает трудно удержаться, чтобы не вызвать к себе такого олуха и не сказать ему открытым текстом: «Ты думаешь, я не знаю, кто ты такой?!…»
– Ха, чтобы олух тут же сообразил, что он не один такой специфический? И чтобы он сразу же тебя заподозрил бы, что и ты тоже… ха-ха-ха! – засмеялся алкоголик.
– А на чём ещё наши хорошо заметны – продолжает зауч – так это на том, что в старших классах не выдерживают возросшей нагрузки. Она для наших ещё хуже учёбы! Четыре урока в день – это наши выдерживают, что в младших классах, что в старших. А вот шесть уроков в день – это нашим уже невмоготу!... Не нашим, впрочем, то же, но у наших оно куда как болезненнее…
– Потому что не наши – и вправду олухи, другой жизни не знают и потому не понимают этого ужаса – прокомментировал пятнадцатилетний – взрослый отбыл трудовую повинность и спать пошёл, а школьник отсидел шесть часов, пришёл домой и вынужден к урокам готовиться!....
– Да, мало быть нашим человеком – сказал сонливый – нужно быть ещё и нашим знакомым человеком…
– Школьнику от этого слабое утешение – сказал девятилетний в шортах.
– А насчёт олухов – так учебный труд это самый тяжёлый труд – добавила красивая блондинка – и кому, как не нашим людям это понимать? Вот и не любят учиться…
– До, оно так – комментирует зауч – но и здесь есть исключение, подтверждающее правило! Наши люди как раз любят учится тому, что им приятно… Но не тому, что их заставляют!
– И ещё раз говорю, что ключевое слово – заставляют! – снова вставила десятилетняя в зелёном платье.
– В паскудную эпоху живём! – говорит алкоголик – вот в прежние-то времена достаточно было грамотно родню подобрать, чтобы возможно было её убедить не отдавать нас ни в гимназию, ни в реальное, ни в кадеты. А в наше время кого не подбирай, всё одно вот только изловчится кто-то бросить школу – так скандал получится грандиозный, и в роно чьи-то карьеры полетят, и родню по месту работы пропесочат. Сволочи!
– Ты у нас всегда в своём репертуаре – отвечает ему девятилетний в шортах – небось, не забыл вкус шустовского…
– И не забуду! – с гордостью заявил алкоголик – хотя и далеко ему до мальвазии... и даже до цекубы. А что же насчёт службы, то в эту эпоху отслужить срочную – это, в сущности, то же самое, что и срок отмотать… По-моему так!
– А по мне, так отслужить всё-таки лучше – высказала своё мнение старуха с котом – а особенно в военное время. Нам ли бояться смерти?!....
– И я так рассуждаю, когда бываю девчонкой – возразил ей алкоголик – или когда живу в военное время…
– Да, в военное время наши люди самые смелые – сказал старик – а каким же ещё им быть?...
– Это не наши люди пусть смерти боятся – добавила молодящаяся – а нам приходится бояться другого – что собственный клад отыскать не получится! Как у меня не получилось после позапрошлой Смуты. До сих пор обидно!...
– Всё это так, но всё одно не нужно путать гибель в бою и службу как таковую, которая меня никогда не привлекала – сказал на это девятилетний в шортах.
– И вообще, обратите внимание, что среди профессиональных служивых, а тем более в мирное время, наших людей почти не бывает – добавил толстяк.
– Потому что наши люди не хотят выслуживаться напрасно! – пояснил сонливый – никто не хочет служить до пенсии без карьеры, да ещё и в захолустье. Вот были бы гарантии, что выйдут в столичные командармы… Тогда да, можно и послужить!
– Скажи лучше – можно и позабыть, что карьеру с собой не возьмёшь – поправил сонливого пятнадцатилетний.
– Да, всё это так, но и здесь есть то самое исключение, которое подтверждает правило – сказал на это служивый – и сам я прохожу по этому исключению. Если, конечно, возможность предоставляется. А она почти всегда бывает. Я на службу иду не за карьерой, а за порядком – потому как в военных структурах, в отличии от гражданских, во все времена имеет место быть чёткая и однозначная субординация – кто командует, а кто подчиняется. Вот это меня и привлекает…
– Уж когда что кого привлекает – сказала старуха с котом – и мне доводилось ходить в атаку со шпагой и эспонтоном во главе атакующей колонны… Ах, добрые старые времена!... Тогда офицерский чин можно было в военное время выслужить, а в мирное время купить. И никаких проблем с кадетством-курсантством…
– Кому война, а кому мать родна… – начала было говорить шестнадцатилетняя, но её перебил пятнадцатилетний:
– Шухер!
Вдали на аллее показался идущий человек. Вся компания сразу же уткнулась в газеты и каждый сделал вид, что никого из остальных не знает и видит их впервые.