Вечерний Чарльстон

[Road Warrior]

Продолжение "Музыкальной серии" - т. е. сразу после "Турецкого марша".

[Uksus]

Неужто созрели?!

[Road Warrior]

Часть I. Из Петербурга в Америку.

22 (10) января 1855 года. Ораниенбаум, Китайский дворец, Зал муз.
Алла Ивановна Катберт-Домбровская, она же Мейбел Эллисон Катберт.

Отзвучали последние такты вальса, и мы с Ником вернулись на почетные места в середине длинного стола, покрытого белой кружевной скатертью. Я была в красном шелковом платье, облегавшем мою фигуру. Казалось бы, неслыханная дерзость, ан нет – венчание было вчера, в Никольском Морском соборе, и тогда меня, как и положено, обрядили в белое кружевное платье с юбкой-кринолином и длинным шлейфом. Белое – потому, что королева Виктория, не к ночи будь помянута, выходила замуж в белом, чтобы подчеркнуть свою бережливость – и именно этот цвет вошел в моду. Когда замуж выходила моя мама, ее платье было традиционно красным – именно поэтому я выбрала этот цвет на сегодня. А фасон… Сегодня здесь только близкие люди, причем почти все – из будущего, когда таким было трудно кого-либо удивить…

Именно из будущего. В июне прошлого года, несколько кораблей из России третьего тысячелетия неожиданно оказались у недостроенной русской крепости Бомарзунд на Аландских островах – причем именно тогда, когда там появился англо-французский флот с многотысячным десантом. И дело закончилось полным разгромом агрессоров.

В составе «эскадры из будущего» - хотя какая это была эскадра, так, несколько судов, переброшенных неизвестными силами в прошлое – находился и учебный корабль «Смольный», возвращавшийся из похода по Скандинавии. А на борту его в качестве журналиста – Ник Домбровский, американец русского происхождения, а со вчерашнего дня мой супруг.

Я же появилась у Аландов на борту яхты некого Альфреда Черчилля, друга моего английского кузена. Мне пообещали «захватывающее морское путешествие по Балтике» – как оказалось, гвоздем программы должен был стать разгром русских у Бомарзунда, а затем и в Финском заливе. Увы, снаряд французской пушки уничтожил нашу яхту и практически всех ее пассажиров – в живых остались лишь я, мой брат Джимми, и сам Альфред. Нас подобрали и вылечили русские – Альфред вернулся потом в Англию, откуда он с тех пор плюет ядом в своих спасителей, а мы с Джимми остались здесь, в Петербурге. Я успела даже послужить медсестрой во время Турецкой кампании, недавно завершившейся славной нашей победой.

Само венчание прошло вчера – практически сразу после Богоявления; во время Рождественского поста и Святок Церковь – да, я теперь православная – не проводит этого таинства. Так как не только Ник, но и я причислены к Гвардейскому Флотскому экипажу, церемония состоялась в Никольском Морском соборе. Присутствовала даже императорская фамилия… А потом праздновали в великолепном Строгановском дворце, где мы с Ником и провели нашу первую брачную ночь.

Должна сказать, что я ее побаивалась, но как оказалось, зря… В подробности вдаваться не буду, разве что упомяну, что утром мы продолжили – уже по моей инициативе – и заставили присланные за нами сани ждать на морозе, а нас ожидали в Ораниенбауме – именно здесь, по приглашению великой княгини Елены Павловны, нам и предстояло провести медовый месяц. Точнее, медовые две недели…

Зима в Петербурге мне, южанке, совсем не понравилась. Но когда неожиданно выходит солнце, кони резво бегут по снегу, ты сидишь в теплой меховой шубе, а рядом с тобой – твой самый любимый человек, то лучше не придумаешь… Я вспоминала недавно прочитанные мною строки Пушкина: «Скользя по утреннему снегу, друг милый, предадимся бегу нетерпеливого коня»…

В Ораниенбауме нас поселили в великолепнейшем Китайском дворце. Но не успели мы расположиться, как начался второй день празднования – торжественный обед, а после него – бал. Присутствовали лишь близкие друзья, в основном из будущего, но своим присутствием нас почтила и великая княгиня Елена Павловна, хозяйка дворца, и даже сама императрица Мария Федоровна, недавно вылеченная нашими врачами от страшного недуга – чахотки. Были и мои родители, и мой брат Джимми. Атмосфера царила самая непринужденная, и одеты все были хоть и нарядно, но неформально, а большинство – по моде двадцать первого века. Да и танцы были в основном из того же будущего – полагаю, многие, особенно на моей американской родине, сочли бы их верхом неприличия.

Из одной из дверей вышла Саша Бошман – одна из тех, кто вылечил Ее императорское величество, и при этом – великолепная танцовщица. Одета она была еще более фривольно, чем большинство собравшихся дам – коротенькое платьице, оставлявшее открытыми колени и руки, а также вырез на груди… Но выглядела она весьма элегантно. Поклонившись, она объявила:

- Дамы и господа, ladies and gentlemen, позвольте представить – allow us to present – танец 1920-х годов – чарльстон!

Еще три девушки, одетые примерно так же, а то и похлеще, присоединились к ней, заиграла непривычная, но интересная и веселая музыка, и они начали весьма красиво, но необычно танцевать. Я боялась, что возмутятся либо императрица или великая княгиня, либо мои родители, особенно когда я увидела, что одно из движений заключалось в том, что девушки приседали, широко расставив ноги; конечно, подробности были скрыты под юбкой, но выглядело это весьма смело.

Тем не менее, великая княгиня радостно смеялась, императрица даже захлопала в ладоши, а моя мама сказала:

- В Чарльстоне такого, конечно, не увидишь… А жаль! Красиво!

Отец лишь вздохнул. Семья моя не из Чарльстона, а из-под Саванны, в Джорджии, хотя моя бабушка, папина мама, родилась и выросла в Чарльстоне, где у нас множество родни. И вскоре нам предстоит длинная дорога – мама настаивает на том, что нужно будет отпраздновать свадьбу. И в Саванне, и в Чарльстоне. И упирает на то, что война в Европе вроде бы закончилась. Впрочем, и я хочу посетить родные места, да и Ник мой отнесся к этой идее с энтузиазмом.

Да, русским – с помощью людей из будущего, конечно – удалось разгромить англичан и французов и на Балтике, и в Крыму. После этого во Франции пришел к власти Наполеон IV, прекративший войну и вставший на сторону России. Затем последовал разгром Турции и английского флота, присланного ей на помощь. Впрочем, когда Турция задумалась о мире с Россией, этот самый флот обстрелял Константинополь, так что и турки теперь ненавидят англичан.

Да и Англия недавно запросила переговоры о мире. Но, тем не менее, гадостей делать не прекратила – более того, сумела вовлечь в свои планы молодого австрийского императора. И теперь все недавно принятые договоренности австрийцы соблюдать перестали, а обстановка на границе – как между Россией и австрийской Галицией, так и между Трансильванией и Дунайскими княжествами – резко обострилась. Но до войны вряд ли дойдет – ведь австрийцы не самоубийцы.

Так что в мае, как только закончится мой подготовительный семестр в Елагиноостровском университете, мы с Ником отправимся в Копенгаген, а оттуда – в Нью-Йорк и далее через Чарльстон в Саванну. Если, конечно, не будет никаких сюрпризов…

И нельзя забывать о том, что после того, как папа с мамой посмотрели «Унесенные ветром», папа то и дело что-то обсуждал с русскими знакомыми из будущего, а после нашего возвращения – и с Ником. Так что не удивлюсь, если мы едем туда не только для того, чтобы отпраздновать нашу свадьбу с тамошней роднёй. Но это все в будущем, а пока что у нас медовый месяц, и я с вожделением жду ночи, чтобы еще раз вкусить от чудесного плода, лишь вчера переставшего быть запретным.

[Uksus]

одна из тех, кто вылечил Ее императорское величество,

Все три слова - с заглавных.

Добавлено спустя 1 минуту 58 секунд:

- Дамы и господа, ladies and gentlemen, позвольте представить – allow us to present – танец 1920-х годов – Чарльстон!

С маленькой.

Макс, ты же "вальс" с большой не пишешь.

Добавлено спустя 1 минуту 50 секунд:

И вскоре нам предстоит длинная дорога – мама настаивает на том, что нужно будет отпраздновать свадьбу. И в Саванне, и в Чарльстоне.

Одним предложением.

Добавлено спустя 2 минуты 7 секунд:
С почином!

[Звёзды Светят]

Повадились попаданцы на Крымскую войну -

https://author.today/reader/50282

[Road Warrior]

24 (12) января 1854 года. Санкт-Петербург. Здание МИД на Певческом мосту.
Министр иностранных дел России генерал-адъютант Василий Алексеевич Перовский.

Генерал-майор гвардейского экипажа Березин был лаконичен и удивительно спокоен. Хотя, как мне доложили, пришел он ко мне с довольно неприятными известиями. А именно: Чарльз Каттлей, который в конце прошлого года встречался с ним, чтобы обсудить возможность заключить мирный договор между Россией и Англией, после полуторамесячного затишья сообщил нам, что по непонятным для него причинам он отстранен от дальнейшего ведения переговоров. Причины принятия такого странного решения Каттлей не сообщил.

Я знал, что генерал-майор Березин занимался тем, что у наших потомков называлось внешней разведкой, и потому решил подробно расспросить его, дабы узнать его мнение о таком странном решении кабинета виконта Палмерстона. Понятно, что тут не обошлось и без стараний королевы Виктории. Она постоянна в своей ненависти к России. Мы, кстати, тоже не пылаем страстью к Англии. Однако на то и существует дипломатия, чтобы страны и народы решали спорные вопросы без кровопролития.

– Андрей Борисович, – спросил я, – что вы думаете по поводу сообщения сэра Чарльза? Не кажется ли вам, что английское королевство окончательно потеряло разум? Ведь продолжение войны с нами чревато для нее катастрофой.

Генерал-майор усмехнулся.

– Василий Алексеевич, – ответил он, – как мне кажется, подобное решение вызвано чувством отчаяния. Ведь достаточно эскадре адмирала Кольцова снова начать блокаду побережья Англии…

При этом Березин сделал пальцами некий вошеубойный жест, показывая, что с Туманным Альбионом может произойти нечто весьма для него неприятное.

– Вот и я такого же мнения. Андрей Борисович, а что докладывают ваши агенты? Ведь я знаю, что они довольно успешно действуют в той же Англии и других европейских странах.

– Информация весьма противоречивая, но можно констатировать следующее. Решение о прекращении наших неофициальных контактов с Лондоном принято по инициативе банкирского дома Ротшильдов. При этом французские Ротшильды, по крайней мере на словах, объявили о своем нейтралитете. А вот венские Ротшильды…

– А что они? – меня заинтересовала позиция венских банкиров, влияние которых на политику Австрии было весьма велико.

– Граф Горчаков сообщил, что решение о смене министра иностранных дел на Балльхаусплац*(*площадь в Вене, на которой расположены главные правительственные резиденции австрийской империи) было принято Францем-Иосифом не без подсказки Ансельма Саломона Ротшильда.

– А что этому «Гобсеку» надо от России? – брезгливо поморщился я. – Неужели в Вене все никак не могут успокоится после того, как австрийцев выставили за дверь в Дунайских княжествах. Так они завладели ими, воспользовавшись временной слабостью России, на которую напали Англия, Франция и Турция.

– Однако, времена изменились. Турция и Франция вышли из войны. Они теперь, скорее, дружественны нам. А вот к Англии бывшие союзники испытывают далеко не дружеские чувства.

– А к Австрии? – поинтересовался я.

– В нашей истории в 1859 году началась Австро-итало-французская война. В ходе нее французы отобрали у австрийцев Ломбардию, которую впоследствии обменяли у сардинцев на Ниццу и Савойю. Кончилось же все объединением Италии под властью Савойской династии.

– Вот как, – мне стало любопытно. – А не захочет ли новый французский император проделать то же самое с Австрией?

– Думаю, что пока таких мыслей у нашего друга Плон-Плона нет. Страна устала от войны. Но если на нее нападут…

Березин усмехнулся и посмотрел на меня. Я знал, что наши потомки в некоторых случаях бывают хитрей византийцев. Любезный Андрей Борисович дал мне понять, что в нашей жизни возможно всякое. В том числе и неспровоцированное нападение австрийцев на уставшую от войн и революций бедняжку Францию. И тогда…

– А как нам быть с Англией? – письмо от Чарльза Каттлея не давало мне покоя.

– Я думаю, что скоро британцам будет не до России. Через два года в Индии вспыхнет восстание сипаев – войск Ост-Индской компании, сформированных из индийцев, но вооруженных по английскому образцу и несущих службу под командованием английских офицеров. В Дели, провозглашенном восставшими своей столицей, на престол Великих Моголов будет посажен престарелый Бахадух Шах. С огромным трудом и понеся немалые потери, англичане в нашей истории сумели подавить это восстание. А ведь они могут его и не подавить…

– Подкрепления в Индию доставляются по морю. Если же мы продолжим блокировать побережье Англии, то войскам Ост-Индской компании придется обходится своими силами. – Мне стала понятна мысль Березина.

– К тому же, Василий Алексеевич, мы забыли о мусульманском факторе. Как мне доложили из Константинополя, султан Абдул-Маджид решил перенести вектор своей экспансии в Азию. И он, будучи халифом – духовным главой всех мусульман мира – не может не оставить без поддержки своих единоверцев, которых безжалостно истребляют кровожадные инглизы.

– Да, этот фактор тоже не следует сбрасывать со счетов, – кивнул я. - Только не следует забывать, что и в нашей империи проживает немало мусульман…

– Я имел честь побеседовать с султаном, – улыбнулся Березин. – Так вот, я продемонстрировал не только знание мусульманских обычаев, но и знание истории взаимоотношений между нашими предками.

– Так мы вроде с турками все время воевали, – удивился я.

– Не всегда. Если вы, Василий Алексеевич, помните историю Киевской Руси, то, наверное, вы обратили внимание на упоминание в русских летописях степняков, которые несли пограничную службу, охраняя южные рубежи Руси. В летописях их называли ковуями.

– Помню, только причем тут турки.

– Так вот, ковуи – это огузские племена. Сами они называли себя кайи. Это одно из двадцати четырех самых древних огузо-туркменских племен. И из него происходит династия Османских султанов…

– Следовательно, нынешние турки…

– Именно так, Василий Алексеевич. Предки турок-османов верно служили своими саблями киевским князьям. И лишь нашествие монголов на Русь разрушило Киев и рассеяло храбрых защитников его рубежей по всей Азии…

– Интересно вы рассказываете, Андрей Борисович, – я удивился тому, что подполковник из будущего так хорошо знает наше прошлое. – История – штука весьма полезная не только для ученых, но и для дипломатов. Прошу вас внимательно отслеживать за всеми телодвижениями наших недругов – англичан и австрийцев. Думаю. что они доставят нам еще немало хлопот…

[Uksus]

Ансельма Саломона Ротшильда.

Хм? А не СОломона?

Добавлено спустя 1 минуту 33 секунды:

Неужели в Вене все никак не могут успокоится после того, как австрийцев выставили за дверь в Дунайских княжествах

1. УспокоитЬся.
2. После - ?

Добавлено спустя 6 минут 25 секунд:

Прошу вас внимательно отслеживать за всеми телодвижениями наших недругов – англичан и австрийцев.

...внимательно СЛЕДИТЬ за всеми...
...внимательно отслеживать всЕ телодвижениЯ...

[Road Warrior]

25 января 1855 года. Вена, Балльхаусплатц, Министерство иностранных дел.
Граф Александр фон Менсдорфф-Пули, министр иностранных дел Австрийской империи.

–Граф, я пригласил вас для того, чтобы выразить вам нашу крайнюю озабоченность шагами, предпринятыми Российской империей в последнее время.

Сидевший напротив меня человек чуть склонил голову. Он был не слишком молод – ему через три года должно было исполниться шестьдесят – и носил очки, что делало его похожим то ли на профессора, то ли на счетовода. Впрочем, мундир его с множеством орденов давал понять, что я имел дело с незаурядным человеком. Да, это был князь Горчаков, российский посланник в Вене, не так давно заменивший барона фон Мейендорфа.

– Могу ли я узнать, граф, какие именно наши шаги вызвали подобную озабоченность?

– Ещё бы. Повторная оккупация двух Дунайских княжеств. Войска на двух наших границах, в Карпатах и у Галиции и Лодомерии. Но главное – насколько нам известно, именно на вашей территории находятся изменники граф Иоганн Бернгард фон Рехберг унд Ротенлёвен и граф Карл Людвиг фон Фикельмон. Они немедленно должны быть выданы нашему правосудию.

Лицо Горчакова оставалось доброжелательным, равно как и его тон, но слова его, произнесённые весьма учтивым тоном, меня не обрадовали:

– Граф, смею вас заверить, что Его императорское величество Николай отнюдь не против выдачи подданных Его императорского величества Франца-Иосифа. Дело за немногим – достаточно предъявить неоспоримые доказательства виновности того или иного из ваших подданных, после чего таковые будут рассмотрены Министерство иностранных дел и лично Его императорским величеством.

Что же касается присутствия наших войск на территориях Дунайских княжеств, смею вас заверить, что в договоре между нашими империями указана таковая возможность, причём до заключения мира с Османской империей никаких ограничений на их количество не прописано.

– Но… – только и смог я вымолвить, поражённый наглостью русского посланника. – Между Петербургом и Константинополем подписано перемирие.

– Смею напомнить, что мирного соглашения с турками – где бы их столица в будущем ни находилась – на данный момент подписано не было. Но даже в мирное время присутствие наших войск в Молдавии и Валахии разрешено при условии, что их численность в вышеуказанных княжествах не будет превышать более чем на пять тысяч количество ваших войск в третьем из княжеств, Трансильвании. Прошу вас обратить внимание, что численность ваших войск даже в приграничных городах превышает таковую наших в Молдавии и Валахии.

Далее. Мне неизвестно о существовании каких-либо договорённостей об ограничениях на присутствие российских войск на территории Волыни либо Царства Польского. Могу вас, впрочем, заверить, что и здесь количество наших войск меньше такового войск австрийских на приграничной территории Галиции и Лодомерии.

Но запрет на шаги на территории Галиции и Лодомерии, направленные против России, действительно указан в тексте нашего договора, и он, насколько мне известно, нарушается. Имеются сведения, что русские школы и общества закрываются, печать книг на великорусском языке запрещена, многие представители русского народа находятся в тюрьмах, часто без предъявления обвинений. Прошу вас разобраться, выпустить невинных из тюрем и позаботиться о том, дабы наш договор соблюдался.

Горчаков замолчал всё с той же благожелательной улыбкой. Во мне же все внутри закипело. Как он смеет насмехаться не просто над министром иностранных дел Империи, но и над боевым генералом!

Да, министром я стал довольно-таки неожиданно. Однажды вечером в ноябре прошлого года мне мой денщик передал конверт, который принёс «некто, не пожелавший себя объявить». На нём было лишь начертано «графу фон Менсдорффу-Пули лично в руки». А вот почерк я узнал сразу – это была рука князя Клеменса Венцеля Лотара фон Меттерниха, столь успешно проявившего себя на посту министра иностранных дел и столь незаслуженно потерявшего этот пост и подвергшегося репрессиям во время мятежа 1848 года.

На следующий день я тайно посетил этого великого человека. После обычных политесов и стаканчика рейнского из родных его мест, он улыбнулся мне одними губами и спросил:

– Как вам кажется, герр генерал, не слишком ли наша империя лебезит перед восточными варварами?

– Эксцелленц, я с вами абсолютно согласен. Мы, как трусливые шавки, бежали из Дунайских княжеств, и, кроме того, абсолютно возмутительным образом потакаем русофилам в Галиции и Лодомерии. Мне кажется, что нам нужно было занять намного более жёсткую позицию, а, возможно, и вступить в войну на стороне Англии. И Франции, пока русский выкормыш Плон-Плон не совершил переворот против законного императора.

– Да, я помню, что ваша матушка – родная сестра матери королевы Виктории… А чем вам Плон-Плон не угодил?

– Он отдал кантон Метц, в котором находится моё родовое имение Пуйи* (* Pouilly произносится на французском именно так), новосозданному Эльзасу-Немецкой Лотарингии, хотя в этом селении никто никогда не разговаривал по-немецки. Более того, сие новое образование де-факто превращается в некую колонию Пруссии, нашего злейшего врага в немецком мире.

– Понятно… Герр генерал, не буду ходить вокруг и около. Недавно ко мне приходил Ансельм Саломон фон Ротшильд. Он выразил заинтересованность в том, чтобы на пост министра иностранных дел Австрийской империи вернулся я. Но возраст у меня, увы, не тот, так что я хотел бы вместо себя порекомендовать вас. А я мог бы оказать вам любую неофициальную помощь.

– Но, эксцелленц, как посмотрит на это Его императорское величество?

– После меня, фон Ротшильд собирался посетить Его величество. Именно поэтому я считаю, что дни фон Рехберга сочтены, и что в течение нескольких дней император отправит его в отставку и назначит его преемником вас. По моей рекомендации. Сразу после этого, нам неплохо бы встретиться и обсудить ваши дальнейшие шаги на этом поприще.

Всё произошло именно так, как Меттерних и предвидел. Первым моим шагом на министерском кресле была докладная записка на имя императора о подозрениях в измене в адрес фон Рехберга и посланника в Петербурге графа Фикельмона. Но когда за Рехбергом пришли, оказалось, что его уже нет в Вене.

К моему удивлению, фон Меттерних был весьма доволен таким положением вещей.

– Теперь следующий ваш шаг – вызовите русского посланника Горчакова в министерство и предъяите ему этот ультиматум. – И он протянул мне папку с несколькими листами бумаги, а затем подробно проинструктировал меня о линии поведения.

Так что я лишь сказал Горчакову:

– Граф, потрудитесь передать эти наши требования вашему императору, по возможности лично. И в течение месяца я ожидаю положительный ответ. Иначе Австрия не будет считать себя связанной какими-либо обязательствами в отношении Российской империи.

[Road Warrior]

Хм? А не СОломона?

Именно так. По-немецки Anselm Salomon Freiherr von Rothschild (Freiherr = барон)

[Uksus]

–Граф, я пригласил вас для того,

Пробел после тире.

Добавлено спустя 1 минуту 47 секунд:

– Граф, смею вас заверить, что Его императорское величество Николай отнюдь не против выдачи подданных Его императорского величества

С заглавных.

Добавлено спустя 1 минуту 36 секунд:

после чего таковые будут рассмотрены Министерство иностранных дел и лично Его императорским величеством.

1. МинистерствоМ.
2. С заглавных.

Добавлено спустя 5 минут 37 секунд:

– Понятно… Герр генерал, не буду ходить вокруг и около.

Макс, немецкий аналог русского выражения "ходить вокруг да около" звучит так: "Ходить как кошка вокруг горячей каши".
Взято здесь: http://polyidioms.narod.ru/index/0-86

[Road Warrior]

С заглавных.

Сергей, у нас ранее было с заглавных, но в издательстве предпочли именно эту форму... так что, наверное, лучше оставим так, как есть

Добавлено спустя 4 минуты:

что немецкий аналог русского выражения "ходить вокруг да около" звучит именно так?

Интересный вопрос. Вообще-то в современном немецком это um den heißen Brei reden, примерно "говорить вокруг горячей каши", но это слишком уж неформально. Полагаю, было у него drumherum reden, что примерно и означает "говорить вокруг да около"...

[Uksus]

Сергей, у нас ранее было с заглавных, но в издательстве предпочли именно эту форму...

Как скажешь...

Добавлено спустя 3 минуты 48 секунд:
А вообще, грустно...

Добавлено спустя 2 минуты 33 секунды:

Интересный вопрос. Вообще-то в современном немецком это um den heißen Brei reden, примерно "говорить вокруг горячей каши", но это слишком уж неформально. Полагаю, было у него drumherum reden, что примерно и означает "говорить вокруг да около"...

Тогда надо бы подправить в тексте. Поменять "и" на "да". А то получается ни по-немецки, ни по-русски.

[Road Warrior]

8 февраля (27 января) 1855 года. Деревня Хёстеркёб около Копенгагена.
Екатерина Алановна Филонова, в девичестве Катриона МакГрегор. А в Дании Молли О’Халлоран.

– Как ты мог, Патрик! Как ты только мог! – я не узнавала свой голос. Никогда я до этого не орала, но тут… А что делать, если твой муж тебе изменил… Тем более, ещё и за деньги из семейного бюджета.

– Но, милая, у тебя же… эти дни… А мне что было делать? Я мужчина, у меня… потребности…

Несколько датчан вышли из пивной и посмотрели на нас, качая головами – мол, к Хельге ходят все, кому не лень, и что в этом такого? Мало ли что волосы нечесаные, глаза водянистые, тело похоже на стиральную доску, да и рожа, кстати, тоже. Зато не откажет – а еще и нальет… А что за денежку, так и ей жить-то надо – она же вдова.

Хельга выглянула из окна флигеля и выдала на ломаном английском:

– Патрик но кэн, ха-ха-ха… – Мол, не получилось у него. Помню, Феденька сказал – прикинусь импотентом. Получилось, как видим.

– Сволочь ты, сволочь!! – и я дала ему звонкую пощёчину. – Я сейчас же уезжаю! – и побежала в дом, якобы паковать вещи. Федя потрусил за мной.

Дома, в промежутках между криками, я тихонько спросила его:

– А что было?

– Да что? Пришёл, налила своей самогонки, я выпил, она деловито разделась, но не успела улечься, как я сказал с грустью, что, мол, не получается у меня, и показал… между ног. Даже ничего не снял. Она мне лишь сразу же сказала, денег не верну, я лишь печально кивнул, она же смягчилась и добавила – в следующий раз будет скидка – пятьдесят процентов.

– Да ты все равно столько не выпьешь! – вспомнила я анекдот, рассказанный мне Федей, когда мы планировали эту эпопею. И сразу же заорала на публику:

– Денег еще дай, сволочь!

– Милая, – сказал он громко. – Все, что могу. Прошу только, прости меня и вернись…

– Заткнись, сволочь! И сбегай к Педерсену, пусть он отвезет меня в Копенгаген в какую-нибудь гостиницу.

Идея о Федином посещении Хельги принадлежала, если честно, мне – он ни в какую, мол, не хочу тебе изменять даже понарошку. На что я ему строго сказала – вполне может быть, что в Америке тебе придется это делать, ты же разведчик. Мне об этом тогда рассказали на Острове Собак, и я все равно согласилась. А перед самим событием сказала:

– Так что, даже если ты с ней все-таки займешься «этим», следи только, чтобы ничего от нее не подцепить. Хотя у вас, наверное, есть лекарства и от этого.

Педерсен же был хозяином нашего дома – его он сдавал, а сам жил с супругой на верхнем этаже «кро», как здесь именовались пивные. В крохотном Хёстеркёбе, как ни странно, своя «кро» имелась, и в нее приезжали даже из соседних деревень. Она славилась своим пивом, да и готовили там неплохо. А в пристройке обитала эта самая Хельга – овдовевшая дальняя родственница, зарабатывавшая себе на жизнь платной «любовью». Меня удивило, что в Дании это считалось в порядке вещей – ведь она была вдовой.

В Данию мы прибыли из Голландии. О домике в Хёстеркёбе позаботился некто, представившийся Андреасом Хэберле. Как я догадалась, он принадлежал к той же организации, что и Феденька. Здесь его считали немцем, и говорил он на одном из немецких диалектов без акцента, но был на самом деле из России. Выдавал он себя за уроженца Гюнцбурга, недавно присоединенного к Баварии («мои предки оттуда, и я говорю на тамошнем диалекте»), покинувшего родные места «из-за политики». В Копенгагене он купил торговую контору – «знаете, здесь купцы в основном немцы, так что никого это не удивило». Английский у него был весьма четким, но с кучей даже не германизмов, а предложений, построенных на немецкий манер, что неплохо вписывалось в его образ.

– Я рассказал, что вы ирландцы, которым пришлось бежать от англичан, – проинструктировал он нас по дороге в Хёстеркёб. – А англичан здесь ненавидят, так что проблем я не вижу. Педерсен лишь спросил про деньги, и я ему пообещал, что вы заплатите за полгода вперед. Здесь полная сумма – и он протянул Феде кошелек.

– Да у меня есть гульдены. И банковская книжка.

– Ты что, серьезно собрался ее светить? Да и гульдены – поменять их не проблема, но для этого нужно ехать в Копенгаген. А это лишнее. Тем более что те деньги твои, а ты здесь по казенной надобности. Кстати, здесь вам на еду и прочее, – и он протянул еще один кошелек, на сей раз мне. – Хёстеркёб, конечно, дыра, но и там есть свое «кро», это нечто между пивной и харчевней. Можете питаться там, здесь хватит на все время вашего пребывания, можете покупать еду у соседей – будет, наверное, дешевле.

– Я-то надеялся, что вы нас отправите на родину. Заодно мы бы там обвенчались, – удрученно произнес Федор.

– Видишь ли… ты под колпаком у твоего друга Ротшильда – и желательно, чтобы он знал, что вы все время здесь. А венчание мы вам устроим. Тайное, понятно – отпразднуете, как надо, после твоего возвращения из Америки.

– Хорошо. А как «мой друг Ротшильд» отреагирует на то, что дом нам нашел ты?

– Моя контора давно уже занимается не только торговыми делами с Вюртембергом и другими немецкими государствами, но и организацией пребывания иностранцев в Дании. Точнее, она занималась этим до «копенгагирования», сейчас желающих посетить наши края мало.

– И сколько же нам здесь предстоит провести времени?

– Первые пароходы в Америку уходят в начале марта. До того вам нужно будет прилюдно рассориться – иначе люди Ротшильда могут заинтересоваться, почему ты прибыл в Америку один. А мы доставим Катю в Петербург, как только Финский залив очистится ото льда.

– Но что она будет делать в Дании после нашего расставания?

– Пару дней пусть поживет в Копенгагене, заодно посмотрит город. А потом мы ее заберем на базу в Фредериксборге – есть там у нас свой закуток, где никто не будет ей мешать. И там мы организуем ей курс русского языка, а заодно и вводный курс про нашу жизнь.

– Понятно… Это ей будет действительно интересно. А здесь, конечно, будет скучновато.

– Не без этого. Но мы будем время от времени тебя навещать. А так – наслаждайтесь вашим временем вместе.

Так оно и получилось. Но, знаете, я не возражала – мне с Федей было очень хорошо. Единственное, что он решил повременить с физической стороной любви до венчания – но и я была не против этого решения, очень уж меня «это» пугало, особенно после того грубого «осмотра», произведенного немецким доктором в Голландском доме по заданию королевы.

Раз в неделю или около того нас навещал всё тот же «Андреас» – подозреваю, что это не было его настоящим именем. И где-то в начале декабря он нам сказал, что прибудет к нам в субботу с утра, и чтобы мы ничего не ели после полуночи в пятницу. И действительно приехал к нам с человеком постарше – с бородкой и в длинном фетровом пальто.

Под пальто на новом посетителе было надето длинное чёрное облачение. Федор склонился перед ним и сложил руки лодочкой, на которую тот положил свою правую руку, и Федя приложился к ней губами. Я сделала так же, сообразив, что наш гость – православный священник.

Отец Александр (так звали священника) улыбнулся и спросил меня на неплохом английском:

– Дочь моя, правда ли, что ты хочешь венчаться с сим молодым человеком?

– Именно так, отче.

– Но ты, как я понимаю, англиканка.

– Именно так, отче.

– Тебе позволительно перейти в православие через покаяние и последующее причащение. Хочешь ли ты этого?

– Да, отче!

После чего отец Александр исповедовал и причастил нас обоих, а затем сказал:

– Дети мои, без благословения правящего архиерея мне дозволительно венчать вас только после святок. Предлагаю субботу, восьмое января. Или, по западному летоисчислению – которое, как я знаю, в чести и на вашей эскадре – двадцатого. Либо, если хотите, я могу попросить сего благословения и обвенчать вас, как только я его получу. Но это тоже может продлиться…

– Не нужно, отче, – ответил за нас обоих Федя. – Остался-то всего месяц, или чуть больше.

Венчали нас тоже в том же домике – такое, конечно, не приветствуется, но в особых случаях допустимо, как сказал нам батюшка. Гостей было ровно двое – Андреас и Алевтина, супруга отца Александра, которую Федя именовал «матушкой» – так, оказывается, принято у православных. Именно они и держали короны над нашими головами во время венчания. А потом Федя сходил в кро и принес оттуда еды, мы запили все шампанским, привезенным Андреасом, и гости нас покинули, а мы остались вдвоем.

В тот вечер, мы с Федором впервые были… близки. Я очень боялась этого момента, но действительность оказалась столь волшебной и столь сладкой, что я пожалела, что мы потеряли столько времени до венчания… Следующие дни прошли в волшебном угаре, но позавчера к нам приехал Андреас и сообщил, что, мол, «пора». И мы весь вечер размышляли о том, как именно обставить «гневное расставание».

Тогда я и придумала идею с Хельгой. Первой Фединой реакцией было:

– Еще чего!

– Придется, как мне это ни было бы горько. Можешь ее не… – я всхлипнула. – Хотя… лучше все-таки да. Чтобы выглядело реалистичней – заметно, если у мужчины и женщины что-то было.

И вот я «поймала» его выходящим из флигеля Хельги. Так что у меня было полное право – и юридическое, и моральное – бросить мужа-изменника, и я им воспользовалась. По крайней мере, так это оценила местная публика.

– Не плачьте, фру О’Халлоран, – сказал мне Педерсен, когда мы ехали в Копенгаген. Да, именно под этой фамилией мы и жили в Хёстеркёбе. – Вы еще молоды и, как я понял, лишь недавно замужем.

– Всего год, но Патрик никогда раньше не… ходил к другим женщинам. Или я не знала, – и я заплакала еще громче.

– Фру О’Халлоран, это нормально для мужчин. Моя Астрид не протестует, когда я захаживаю к Хельге, следит только, чтобы я тратил на нее не слишком много. Да и вы подумайте – ну что в этом такого? Тем более, у вашего мужа даже не получилось.

Я никогда не слышала столько слов от обычно молчаливого датчанина, но мысленно возблагодарила Бога, что никто не сообразил, что плакала я из-за нашего расставания, а не из-за мнимой измены. Ведь когда я еще увижу моего любимого?

[Uksus]

– Сволочь ты, сволочь!! –

Или ! или !!!

Добавлено спустя 2 минуты 55 секунд:

Она мне лишь сразу же сказала, денег не верну, я лишь печально кивнул, она же смягчилась и добавила – в следующий раз будет скидка – пятьдесят процентов.

Она мне лишь сразу же сказала: "Денег не верну, - я лишь печально кивнул, она же смягчилась и добавила: – В следующий раз будет скидка – пятьдесят процентов".

Добавлено спустя 6 минут 58 секунд:

Единственное, что он решил повременить с физической стороной любви

Таки лучше бы плотской.

[Road Warrior]

9 февраля 1855 года. Вена, Хофбург.
Граф Александр фон Менсдорфф-Пули, министр иностранных дел Австрийской империи.

– Ваше императорское величество, – я щелкнул каблуками и стал по стойке «смирно». – Разрешите доложить!

– Что у вас там, граф? – скривился Франц-Иосиф. Похоже, Их императорское величество перебрал чуток вчера вечером и уже не рад, что назначил мне встречу в столь ранний час. Об этом говорили и мешки под глазами, и хриплый голос, да и перегаром от Их величества все еще попахивало. Эх, подумал я, не повезло Австрии с императором – впрочем, похоже, он долго не задержится на своем посту*. (*На самом деле Франц-Иосиф правил почти шестьдесят восемь лет и скончался лишь в конце тысяча девятьсот шестнадцатого)

– Ваше императорское величество, вчера меня посетил русский посланник Горчаков и передал мне ноту от русского министра иностранных дел, генерала Перовского.

– Я знаю, как его зовут, граф. Ближе к делу.

– В ноте содержится отказ отводить войска из Дунайских княжеств со ссылкой на то, что их там даже меньше, чем предусмотрено нашим договором.

– Проклятый фон Рехберг и Ротенлёвен, навязал нам этот договор.

– То же и про Галицию – с указанием на то, что никакие ограничения по войскам там не прописаны.

– То же вам говорил тогда и сам Горчаков?

– Именно так, Ваше императорское величество. В ноте содержится и требование о соблюдении договора в части антироссийской политики в Галиции – в точности, как тогда от русского посла. Разве что они предлагают обсудить максимальную численность войск и на той границе.

– А насчет предателей?

– Перовский просит предоставить доказательства их вины. Обещает их расследовать и в случае, если они подтвердятся, передать их императору Николаю для принятия окончательного решения.

– Вот, значит, как… Граф, мне известно, что вы – министр иностранных дел, а не военный министр. Но вы – человек военный. Расскажите мне, соответствует ли численность наших войск в Кронштадте данным, представленным в русской ноте?

– Не совсем, Ваше императорское величество. Так было три недели назад. Теперь же их там на три тысячи больше. А по всему Семиградью* (*Siebenbürgen, немецкое название Трансильвании) – примерно в три с половиной раза больше, чем в Кронштадте.

– Можно ли большую часть этих войск скрытно сосредоточить в районе Кронштадта?

– Скрытно – вряд ли, Ваше императорское величество. А вот в Санкт-Георгене (*ныне Сфынту-Георге, тогда практически полностью венгерскоязычный город) – вполне. А между ними какие-нибудь четыре австрийские мили* (*около тридцати километров; австрийская миля равнялась 7,585 километров).

– А в Галиции и Лодомерии?

– Примерно так же, если войска сосредоточить не на самой границе, а в четырех-пяти милях от нее.

– Хорошо. Планы мы обсудим отдельно – с участием фельдмаршал-лейтенанта эрцгерцога Вильгельма* (*Эрцгерцог Вильгельм Франц Карл фон Габсбург-Лотринген с 1853 по 1860 год исполнял обязанности военного министра, хотя официально таковым не являлся)

Насчет русских… Во-первых, прошу уведомить князя Горчакова о разрыве отношений между нашими странами и попросить его покинуть Австрию в течение одной недели.

– Будет исполнено, Ваше императорское величество!

– Во-вторых, довести до его сведения, что Австрия больше не считает себя связанной договором фон Рехберга, и требует вывода русских войск из Дунайских княжеств, а также с границы с Галицией и Лодомерией, в течение месяца.

– Будет исполнено, Ваше императорское величество!

– В-третьих, составить манифест о начале военных действий, да так, чтобы можно было вставить дату и подкорректировать текст в случае необходимости.

– Будет сделано, Ваше императорское величество!

– И, граф, благодарю за службу!

[Uksus]

– Ваше императорское величество,

После лучше !

Добавлено спустя 1 минуту 29 секунд:

Эх, подумал я, не повезло Австрии с императором – впрочем, похоже, он долго не задержится на своем посту*

В кавычки. Прямая речь.

Добавлено спустя 3 минуты 16 секунд:

Расскажите мне, соответствует ли численность наших войск в Кронштадте данным, представленным в русской ноте?

Макс, о каком Кронштадте речь?

[Road Warrior]

Макс, о каком Кронштадте речь?

Теперешний Брашов в Румынии. Тогда был практически полностью немецким городом, основанным рыцарями Тевтонского ордена ЕМНИП в XII веке. У меня там вроде было примечание, или нет?

Забыл, получается. Добавим...

[Road Warrior]

9 февраля 1855 года. Российская империя. Санкт-Петербург. Зимний дворец.
Горюнов Сергей Михайлович, капитан 2-го ранга в отставке, преподаватель Елагиноостровского университета.

Вот и меня не минула чаша сия. Думал, что займусь своим привычным делом – преподавать основы политэкономики и социологии студентам созданного нами в Петербурге XIX века ВУЗа.

Однако отсидеться мне не удалось. Неугомонный Андрей Березин, сделавший головокружительную карьеру и ставший «особой, приближенной к императору», припахал меня, уговорив подготовить памятную записку о проведенной в нашей истории Крестьянской реформе 1861 года. В свое время я действительно занимался этой реформой, потому что ее корявое (это еще мягко сказано!) проведение сыграло пагубную роль в дальнейшем экономическом и политическом развитии России. Не помню уж, кому я проболтался об этом, но не далее, как неделю назад Андрей Борисович отловил меня в здании Оранжерейного корпуса Университета – там размещался мой кабинет и аудитории, в которых я читал лекции.

– Сергей Михайлович, – спросил он, – что вы думаете по поводу готовящейся Крестьянской реформы? Император решил не тянуть время и заняться ею прямо сейчас.

– Все будет зависеть от того, – ответил я, – кто будет проводить эту реформу. Боюсь, что если он поручит это дело своему наследнику, то результат окажется таким же. Впрочем, если не спешить и не ломать дров, то освобождение крестьян пройдет без дурацких «выкупных платежей» и прочих кунштюков.

– А вы, Сергей Михайлович, не хотели бы проконсультировать императора, рассказав ему о том, что случилось в нашей истории? Вы ведь занимались в свое время изучением этого вопроса.

– Голубчик, да вы просто змей-искуситель! – воскликнул я. – Вы же знаете, что я не смогу отказаться от такого предложения! Только вот… Не знаю, как-то боязно немного. Ведь в нашем Богом хранимом Отечестве уж так повелось испокон веков, что любой, пусть даже самый толковый, план исполнители могут так извратить, что потом начинаешь думать, а надо ли было за него браться.

Березин усмехнулся.

– Думаю, что в этот раз извращать будет некому. Возглавит проведение Крестьянской реформы сам император Николай Павлович. Зная его крутой нрав, немногие попытаются перечить царю. Конечно, руководство самодержца будет номинальным. Фактическим главой комитета по проведению реформы будет граф Павел Киселев. Вы ведь знаете, что он давно уже занимается этим вопросом.

А вот это уже интересно. О Павле Дмитриевиче Киселеве я много читал, но лично с ним встречаться мне не приходилось. Точнее, я несколько раз видел его - как-никак, он был почетным членом Петербургской академии наук. И несколько раз приезжал к нам на Елагин остров. Но мы не были представлены друг другу, и потому мне вступить с ним в беседу было невозможно. Следует учитывать особенности здешнего этикета.

Спросить же у графа Киселева мне хотелось о многом. Хотя бы о той реформе управления государственными крестьянами, проект которой он вместе с министром финансов России Егором Францевичем Канкриным начал разрабатывать еще в 1836 году. Тогда удалось сделать очень многое – подушную подать заменили поземельным налогом, в деревнях создавались приходские училища («киселевские школы»), строились больницы, открывались церкви, в том числе и неправославного вероисповедания. Были предприняты меры к снижению пьянства среди крестьян, уменьшилось количество питейных домов.

В данное время граф Киселев возглавлял Министерство государственных имуществ и пользовался полным доверием царя. Если мне удастся найти общий язык с Павлом Дмитриевичем, то, пожалуй, вполне можно будет добиться от императора, чтобы грядущая реформа проводилась без резких движений, не вызывая недовольства у всех заинтересованных в ней сторон.

А без недовольных вряд ли удастся обойтись. Крестьяне будут недовольны сломом их многовекового уклада, а помещики… Помещики просто станут на дыбы – разве можно забирать у них земли, населенные послушными рабами. Тут вовсю придется применять то, что в наше время называлось «административным ресурсом». Впрочем, зная брутальный характер императора, можно было не сомневаться, что Николай сумеет продавить нужный ему результат.

– Послушайте, Андрей Борисович, – я посмотрел на терпеливо ожидавшего моего решения Березина, – допустим, я дам согласие на участие в этом проекте. Только в качестве кого ваш покорный слуга там будет находиться? К тому же Российская империя – государство со строго иерархической пирамидой. Граф Киселев, конечно, человек умный, но захочет ли он слушать советы какого-то там статского, с неопределенным чином?

– Сергей Михайлович, – Березин перестал улыбаться и неожиданно стал серьезным, – насколько я помню, вы были капитаном 2-го ранга. А это согласно Табели о рангах чин 7-го класса. Кстати, сей чин дает право на личное дворянство. Не хотели бы вы снова надеть военный мундир?

– Гм, – я задумчиво посмотрел на своего визави. Действительно, в свое время я служил на флоте. Правда, не строевым офицером, а политработником. Закончив с красным дипломом Киевское высшее военно-политическое училище, я был направлен в Севастополь, где в качестве замполита на кораблях Черноморского флота дослужился до звания кап-3. Потом меня пригласили в Киев, в училище, которое я когда-то закончил, на преподавательскую работу.

Но вскоре началась вакханалия с «незалэжностью», и мне стало неуютно в своей альма-матер. Вовсю шли разговоры о скорой «приватизации» объектов и кораблей Черноморского флота. Мне почти в открытую предложили принять украинское гражданство, обещая блестящую карьеру. Я поначалу отшучивался, но, когда в анкетах всем офицерам нашего училища предложили ответить на вопрос: «Будете ли вы воевать против России?», мне стало понятно, что в украинских вооруженных силах я служить не буду. Написав рапорт, я отправился домой, в Россию, благо, в Ленинграде, ставшем к тому времени снова Петербургом, у меня жили родители.

В Питере я нашел работу по специальности – стал снова преподавать военную экономику в Военно-морском инженерном институте в Пушкине. С курсантами этого института я отправился на «Смольном» в поход, но, как и все, после Скандинавии угодил в XIX век. На военную службу меня не взяли – к тому времени зрение мое сильно подсело. Близорукость и астигматизм – вещи не совсем подходящие для строевого офицера, к тому же во время боевых действий.

Тогда профессор Слонский предложил мне должность преподавателя в Елагиноостровский университет, и я с благодарностью согласился. Мне нравилось работать с молодежью, разъяснять им важность знания экономики и ее взаимосвязи с политикой. И тут вот появляется наш самый главный опер…

Я просидел несколько дней за составлением памятной записки, ожидая вызова к императору. Как пояснил мне Березин, разговор с Николаем должен был состояться в приватной обстановке – царь желал поближе познакомиться со мной, дабы определить – готов ли я к титанической (я не шучу!) работе по подготовке Крестьянской реформы.

Березин появился у меня в Оранжерейном корпусе сегодня утром.

– Собирайтесь, ваше высокоблагородие, – бодро произнес он. – Вас ждут великие дела!

Заметив на моем лице недоумение, Березин пояснил:

– Сергей Михайлович, спешу вам сообщить, что с сегодняшнего дня вы снова состоите на службе в славном Российском флоте в чине капитана 2-го ранга. Император Николай Павлович изволил присвоить вам звание, которое у вас было ранее, добавив, что он не забывает тех, кто верно ему служит.

– Судя по вам, Алексей Борисович, все сказанное самодержцем соответствует истине. Давно ли вы были подполковником. А теперь…

– Мундиром, соответствующим вашему чину, вы обзаведетесь чуть позже. А пока прошу вас следовать за мной. Нехорошо заставлять императора ждать.

И вот мы входим в кабинет Николая. Император сидел за столом, и читал какую-то бумагу. Отложив ее в сторону, он встал, подошел к нам и кивнул Березину. А потом он внимательно посмотрел на меня и произнес:

– Я слышал о вас, Сергей Михайлович, много хорошего. Думаю, что мы с вами справимся с делом, которое я считаю одним из главных в моей жизни…

[Uksus]

Но мы не были представлены друг другу, и потому мне вступить с ним в беседу было невозможно. Следует учитывать особенности здешнего этикета.

Лучше одним предложением. Через тире.

Добавлено спустя 6 минут 17 секунд:

Помещики просто станут на дыбы

Встанут.

Добавлено спустя 5 минут 4 секунды:

Тогда профессор Слонский предложил мне должность преподавателя в Елагиноостровский университет,

В ЕлагиноостровскОМ университетЕ.

Добавлено спустя 5 минут 9 секунд:
1. Фамилию Киселёв обязательно писать через "ё".

2.

Неугомонный Андрей Березин, сделавший головокружительную карьеру и ставший «особой, приближенной к императору», припахал меня,

М.б. лучше "привлёк"?

[Road Warrior]

14 февраля 1854 года. Фолкстон, Англия. Вилла «The Leas».
Барон Майер Амшель («Маффи») де Ротшильд, младший сын Натана Майера Ротшильда, главы английских Ротшильдов.

Бррр… Я укутался посильнее в плед и придвинул кресло поближе к камину. Февраль в Англии – наверное, самый неприятный месяц, а здесь, в Фолкстоне – тем более. Холодные ветра с моря, дожди, не прекращающиеся ни на секунду, эта безумная сырость, это вечно серое небо… Поскорей бы вернуться обратно в мой замок Ментмор, что в Бакингемшире. Неделю назад, когда мне пришлось уехать сюда, там хотя бы вовсю светило солнце, а на холмах кое-где лежал снег. Всё лучше, чем здесь… Даже если Джулиана уехала вместе с нашей Ханночкой в Бордо – там, мол, и погода лучше, и народ не косится на тебя, потому что ты еврейка. А здесь тебе каждый дворянчик даст понять, что ты, мол, никто – деньги твои мы возьмем, может, и придем к тебе на прием, но к себе никогда не пригласим. И даже если меня выбрали Высоким шерифом Бакингемшира, это еще ничего не значит – реальной власти у меня нет, зато местные власти у меня то и дело просят денег, немалая часть из которых, как мне кажется, оседает в их карманах и карманах их друзей.

Хотя и во Франции нас ненавидят – «евреи-финансисты», «кровопийцы», или просто «жиды» – этими выражениями до Луи-Наполеона кишела тамошняя пресса. Чего стоила одна лишь книга «Поучительная и курьезная история Ротшильда Первого, Короля евреев, назначенного Сатаной», вышедшая в Париже в сорок шестом году… Конечно, в последнее время – что при Луи-Наполеоне, что, к моему удивлению, при Наполеоне-Жозефе, пресса смягчила тон, но всё равно отношение к евреям – а особенно к нам – там не слишком хорошее.

Мне, если честно, претит и ростовщичество, и интриги, но я – член своего рода, и деньгами, на которые я построил свой замок и живу в свое удовольствие, обязан именно ему. Именно поэтому я выполняю те «просьбы», которые исходят от моего отца, Натана Майера Ротшильда – хотя, конечно, и сыновний долг для меня не пустой звук. Но чего мне очень не хватает, так это самой обыкновенной человеческой дружбы.

Может, именно поэтому мне так понравился сэр Теодор. Я для него не «презренный еврейчик» и не денежный мешок, а такой же человек, как и все остальные. Да, он меня поначалу несколько невзлюбил, но это оттого, что для него я был одним из тех, кто держал его взаперти и что-то от него хотел. Но потом, в Амстердаме, я увидел, что он даже проникся ко мне некоторой симпатией. Именно поэтому, наверное, и я отношусь к нему с намного большей теплотой, чем обычно к малознакомым людям. Или еще и потому, что мне очень понравилось, как сэр Теодор относился к своей невесте. При виде этого, я вспоминал, как я ухаживал за своей Джулианой, да и сейчас… несмотря на ее взрывной характер, я всё еще влюблен в нее всей душой, да и я ей, такое у меня сложилось впечатление, до сих пор небезразличен.

Несколько дней назад я получил почтового голубя из Дании. В записке было указано, что баронет Фэллон изменил своей невесте с какой-то местной дамой, и Катриона в гневе покинула деревню, где они жили, и отправилась в Копенгаген, а на второй день купила билет на судно, идущее в Голландию. Мой человек добавил, что один из его людей приобрёл билет на тот же корабль, чтобы проследить, куда она направляется, и передать ее моим людям в стране тюльпанов и бюргеров.

Я тогда ответил, чтобы узнали как можно больше о происшедшем и донесли мне лично в Фолкстон, куда я и уехал на следующий день. И с тех пор жду вестей.

В дверь постучали, а затем вошел дворецкий.

– Барон, к вам посетитель, только что прибывший на яхте.

– Зови его сюда. – И, когда в дверном проёме появился Кристиан Йенсен, мой человек в Копенгагене, сказал ему:

– Что вы будете пить, Кристиан?

– Скотч, если несложно, – улыбнулся тот. Я позвонил в колокольчик, приказал принести бутылку «Килмарнокского Виски Уокера»* (* так тогда именовался бренд, ныне известный как «Джонни Уокер») и два стакана, а про себя подумал, что мне намного больше по вкусу был бы бокальчик вина. Когда дворецкий налил нам на два пальца виски и удалился, плотно прикрыв за собой дверь, я посмотрел на Йенсена.

– У меня не слишком приятные новости, барон. В ночь после того, как корабль покинул порт Копенгагена, люди, находившиеся на палубе, услышали громкий всплеск. Но в темноте, пока спустили шлюпку, пока всё остальное, было потеряно слишком много времени. Вполне естественно, что в море никого уже не нашли. Зато в каюте мисс О’Халлоран обнаружили закрытый чемоданчик. На нем лежали записка и банкнота в пять гульденов. В записке были следующие строки:

Кристиан вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку и зачитал:

– «После того, что мой муж Джон О’Халлоран сделал, я не смогу с ним больше жить, но я не смогу жить и без него. Прошу передать ему этот чемодан, и пусть тот, кто его найдет, помолится за мою грешную душу и возьмет себе эти деньги, чтобы выпить за ее спасение. Остальные мои вещи можете продать и разделить выручку между командой. Мой муж проживает ныне в деревне Хёстеркёб к северу от Копенгагена. Молли О’Халлоран.»

Когда мой человек вошел в каюту, двое матросов пытались открыть чемоданчик. Он достал свой пистолет и потребовал, чтобы они привели капитана. Капитан же впал в ярость, услышав о позорном поступке своих людей, и согласился передать чемоданчик моему человеку, который пообещал немедленно отвезти его мужу покойной. Кроме того, он вместе с капитаном осмотрел каюту – два чемодана с женской одеждой и обувью, а также разными другими мелочами, зимнее пальто, муфта, теплая шапка… А в жаровне – обгорелые остатки бумаг, судя по всему, черновиков предсмертной записки.

Мой человек отвез чемоданчик сэру Теодору – жившему под именем О’Халлорана, я вам об этом писал.

Я кивнул, а он продолжил:

– Тот был просто убит горем. Лицо его почернело, а по щекам катились слезы. Получив чемоданчик, он открыл его – в нем были драгоценности, деньги, и конверт, который он вскрыл и прочитал содержимое, после чего зарыдал в голос. Мой человек поспешил откланяться и вышел.

– Благодарю вас, Йенсен, – я почувствовал, что мой мир перевернулся. И это несмотря на то, что ни Филонов, ни его супруга – или невеста? –не просто не были мне родней – они даже не принадлежали к моему племени. Но как ему могло в голову прийти изменить невесте – или все-таки жене?

– Йенсен, известно ли вам что-либо о том, что они успели пожениться?

– Я уверен, что этого не произошло. Тем более, что мужем и женой они назвались уже при въезде в дом. В церкви они ни разу не были, а посещал их практически лишь только тот человек, который нашел для них дом – некто Хэберле, немец из какого-то государства на юге Германии. Лишь пару раз он приезжал с приятелем. Сами же эти двое нередко ходили в местную «кро» – так именуются в Дании пивные…

– Я знаю, Йенсен.

– … но никуда из района не выезжали. Они вообще вели затворнический образ жизни. Разве что Хэберле месяц назад зашел в одну пароходную компанию и купил два билета первого класса на корабль, который первого марта делает первый рейс сезона в Нью-Йорк. Для них либо для кого-либо другого, мне неизвестно.

– Понятно… Йенсен, вас накормят, и вы можете заночевать здесь же, на вилле.

– Нет, барон, я лучше вернусь – у меня множество дел, не связанных с этим Фэллоном. Я поинтересуюсь, не нашли ли утопленницу. Впрочем, труп, скорее всего, уже объели рыбы и крабы.

– Может, и так, но вы правы, Йенсен – хотелось бы расставить точки над i и перечеркнуть t* (* именно так эта поговорка звучит по-английски (dot the i’s and cross the t’s)) И ни в коем случае не выпускайте Фэллона из виду – даже когда он отправится в Нью-Йорк.

– Я распорядился купить еще один билет на тот же рейс, только вторым классом, чтобы мой человек не мозолил Фэллону глаза. Пошлю Мадсена, он смышленый малый.

– Я очень вам признателен, Йенсен. Деньги на расходы, а также ваше вознаграждение вам выдадут, я распоряжусь.

– Благодарю вас, барон, – и он поклонился и вышел.

Я же позвал секретаря и проинструктировал его (я заметил его удивление, когда он услышал сумму). Да, хоть я и банкир, да к тому же еще и сын Израилев, но я никогда не скуплюсь, когда дело заходит о заслуженной награде.

Я налил себе еще немного скотча и, попивая его крохотными глоточками, задумался. С одной стороны, Фэллон меня разочаровал – сначала, получается, склонил невесту к близости еще до брака, видите ли, ему не терпелось. А потом изменил ей с какой-то местной шлюхой. Но, с другой стороны, мне его было по-человечески жаль. А еще больше я жалел бедную Катриону – более славной девушки я никогда не видел, если не считать мою супругу. Упокой Господи ее душу!