#2 Александр М. » 29.12.2012, 15:36
Глава 1. Дан приказ ему на запад!
17 декабря 2012 года, порт Усть-Луга, Ленинградская область.
Водная поверхность Лужской губы курилась морозным паром, едва прихваченная тонким ледком. Начало зимы в этом году в Питере выдалось морозным, с обильными снегопадами.
Лайнер «Колхида» под флагом вспомогательных судов Российских ВМФ стоял у причала одетый в белое кружево инея. Над водой пронзительно голосили чайки.
Я прогуливался по пирсу, вздрагивая от холодного ветра, дующего с залива. Даже теплая куртка на меху не помогала, и я зябко ежился, наблюдая за суетой докеров, опускавших в трюмы «Колхиды» контейнеры защитного цвета без обычной грузовой маркировки.
Журналист Александр Васильевич Тамбовцев, пятьдесят пятого года рождения, зябко поежившись, застегнул пуховую куртку до самого горла.
А все началось две недели назад. Меня неожиданно вызвал шеф питерского отделения Агентства, и сделал предложение, от которого я не мог отказаться. А именно – отправиться очередную командировку в очередную горячую точку, на борту одного из кораблей объединенной эскадры Северного, Балтийского и Черноморского флотов.
Корабли следовали в Сирию, где шла, фактически, гражданская война. Эскадра должна была «показать флаг» соседям Сирии, мечтавшим под шумок урвать от раздираемой внутренней смутой страны лакомые кусочки ее территории. А у нас в Сирии были свои интересы, плюс, база в Тартусе, единственное (не считая Севастополя), заграничное место базирования российских кораблей. Командировка должна быть интересной и, скажем прямо, опасной. Ведь янки и их прихлебатели хотели под вывеской «гуманитарной интервенции» повторить иракский вариант. С учетом резкого похолодания отношений между США и Россией (один акт Магницкого чего стоит!), возможны были самые крутые варианты развития событий, вплоть до прямого боестолкновения между нашими и американскими кораблями. Ну, а что за этим могло последовать, даже думать не хотелось.
Оформив в темпе «держи вора» все необходимые документы, я собрал свой походный рюкзак, и в понедельник 17 декабря отправился к месту посадки на автобус, который должен был доставить меня и других представителей СМИ в Усть-Лугу – именно там нам предстояло погрузиться на транспорт ВМФ с курортным названием «Колхида».
Рандеву было назначено у станции метро «Автово», рядом с танком КВ-85, установленным на постаменте в качестве памятника. В Блокаду здесь начиналась прифронтовая полоса.
Для меня это место было памятным и святым. В нескольких километрах отсюда, у Старо-Паново, в 1943 году получил осколок в живот мой дед по отцу, Тамбовцев, Петр Иванович. На следующий день он умер в медсанбате. Похоронили его на Красненьком кладбище, в метрах двухсот от нынешнего танка-памятника. Позднее, рядом с ним похоронили и мою, бабку, а еще позже – моих родителей.
Я приехал на метро за час до назначенной встречи. Сходил на кладбище, смахнул снег с памятника, положил на могилы родных цветы. Потом зашел в стоящий рядом с кладбищем храм Иконы Казанской Божьей Матери, помолился, заказал Сорокоуст по душам усопших, и поставил свечку к иконе Николая Чудотворца – покровителя всех странствующих и плавающих по морям.
На выходе из церкви, я почувствовал, как у меня защемило сердце. Мне почему-то вдруг подумалось, что сюда уже мне больше никогда не доведется вернуться…
Следом за ним из автобуса выходили члены съемочной группы телеканала «Звезда». Два часа назад они встретились в Петербурге, у метро Ленинский проспект. Телевизионщики только прилетели из Москвы, в которой, напротив, сейчас трещали тридцатиградусные морозы. Все они получили предложение, от которого нельзя отказаться – отправиться на корабле в Сирию, осветить борьбу мужественного сирийского народа против международного терроризма и поддерживающих их стран НАТО. С каждым днем раскручивался все сильнее маховик второй холодной войны, развязанной так называемым законом Магнитского, очередным фронтом которой, кажется, становилась несчастная Сирия.
У покрашенного в веселый салатный цвет кэвэшки толпилось десятка два человек. Среди них я узнал своих коллег – журналистов из ГТРК «Звезда». Кое с кем мне уже довелось побывать в местах, где стреляют и убивают. Помимо «акул пера» у постамента танка, компактной группой стояли десятка полтора неуловимо похожих друг на друга людей среднего возраста. Они отнюдь не были братьями близнецами, ведь среди них была даже неопределенного возраста женщина, а еще мне почему-то сразу бросился в глаза высокий брюнет с ярко выраженной восточной внешностью, - То ли турок, то ли араб, - подумал я.
И все равно, общего между этими людьми было гораздо больше, чем различий. Кого же они ему напоминали? Скорее всего, коллег, но не нынешних, собратьев по журналистскому цеху, азартно обсуждающих предстоящую командировку, а тех, с кем когда-то работать четверть века назад. В те годы я, тогда еще тридцатилетний старлей, служил в одной тихой конторе, трехбуквенная аббревиатура которой была известна всему миру.
К началу «катастройки» я уже дослужился до капитана, впереди уже маячили майорские погоны, но… грянул роковой девяносто первый год, и Великой Страны не стало. А тому образованию, что возникло на ее месте (какое-то «Эсэнге на палочке»), были уже не нужны такие как я.
Кто-то из моих коллег подался в начальники коммерческих «служб безопасности», кто-то – в бандиты, кто-то в бизнес. А я пошел в журналистику, потому что там, где мне когда-то доводилось работать под другой фамилией, я иногда использовал для прикрытия журналистское удостоверение. Ну, а теперь, бейджик с надписью «ПРЕССА» окончательно заменил мне удостоверение сотрудника ПГУ.
Впрочем, некоторые из моей конторы подались в Президенты. С нынешним, я знаком не был (у нас были разные направления), но в детстве мы вполне могли с ним встречаться. Ведь школы – моя и его – находились рядом. А в числе моих одноклассников были и те, кто неплохо знали Вовку с Баскова переулка.
Журналистская карьера у меня заладилась. С помощью своих старых связей мне удавалось попадать в такие места, куда обычным представителя прессы попасть было затруднительно. В основном это были «горячие точки». Благодаря оперативным и объективным материалам с мест событий, мое имя достаточно быстро стало широко известно в узких кругах.
Даже в самые мерзкие годы «разгула демократии» я не опускался до «чернухи» и «заказухи», что было соответствующим образом оценено где надо, и командировки, куда меня направляли, становились все интереснее и интереснее.
Но, несмотря на вполне успешную карьеру, меня не покидала тоска по молодым годам и работе…
Да, кстати, тем более что вон с тем подтянутым мужчиной средних лет, с сединой на висках, я уже был знаком. Лет двадцать назад, перед самым августом девяносто первого года, в наш отдел пришел молодой лейтенант. Как же его звали? - Кажется Николай Ильин? - Точно Ильин…
Но молчок, - машинально огладив короткую седую бороду, я скользнул по своему бывшему коллеге взглядом, сначала отвел в сторону глаза, а потом и вовсе отвернулся.
Если нам и впрямь по пути, то значит, Николай и по сей день на работает в «конторе», ибо в турпоездки в Сирию сегодня никто не ездит. Время поздороваться и покалякать о делах наших скорбных у нас позднее будет достаточно. Особенно, когда вокруг не будет посторонних глаз. Тем более что Николай встретившись со мной взглядом, чуть заметно кивнул, как бы признавая былое знакомство.
В это время от группы московских телевизионщиков меня окликнули, - Тамбовцев, Александр Васильевич! – обернувшись, я увидел знакомого мне по командировке на «войну трех восьмерок телеоператора «Звезды» Андрея Романова.
Ну, конечно, съемочная группа ВГТРК за аналогичную командировку уже награждена медалями «За отвагу». Пришло время и парням из «Звезды» зарабатывать награды…
Поздороваться и поговорить с Андреем я так и не успел, потому что именно в это время к танку подъехал вместительны «Неотон».
Молчаливые «люди в штатском» компактно расселись на задних сиденьях автобуса, съемочная же группа «Звезды», забросив в багажник свои кофры и ящики с аппаратурой, шумной компанией разместилась спереди.
Романов подсел ко мне, поставив сумку со своей навороченной камерой на пол в проходе, - Александр Васильевич, здравствуйте! Какими судьбами?
- Теми же что и ты, Андрей. – ответил я, поудобнее устраиваясь на мягком сидении у окна, - Командирован редакцией ИТАР-ТАСС в известную тебе страну для освещения известных тебе событий. И хватит пока об этом, еще успеем наговориться.
Автобус тем временем плавно тронулся с места, и покатил по проспекту Стачек в сторону Петергофа. Потом он свернул на проспект Маршала Жукова. Выехав на КАД, «Неотон» рванул в направлении на Красное Село.
На Таллинском шоссе автобус прибавил скорости. Я задумчиво смотрел в окно, прощаясь с родным городом. Ведь человек предполагает, а Бог располагает. И едем мы не в колхоз «Червого дышло» брать интервью у знатной доярки Марьи Ивановны, а в далекую страну, где вовсю полыхает гражданская война, подогреваемая силами международного терроризма и странами НАТО. И вполне вероятно, что вот-вот эта гражданская война перерастет в Большую Ближневосточную, если не в Третью Мировую. Андрей Романов понял мое настроение, и больше не пытался заговорить.
За окном автобуса плыли присыпанные снегом леса. Разговаривать почему-то совершенно не хотелось, даже и с хорошим знакомым. Я все смотрел и смотрел в окно, пытаясь сохранить на всю жизнь в памяти картины зимней России.
В Кингисеппе автобус сошел с трассы и повернул в сторону Усть-Луги, где под погрузкой стоял грузопассажирский теплоход «Колхида», Черноморского Флота Российской Федерации.
У причала, кроме нашего автобуса, который привез журналистов и людей в штатском, стояло еще несколько машин, и длинный, как песня акына, междугородний автобус МАН. Из него выгружались какие-то люди, в которых опытный глаз мог без напряга распознать медиков, причем, именно военных медиков.
Но для меня все эти наблюдения были излишни, так как среди людей с чемоданами у трапа я снова увидел знакомое лицо.
Игорь Петрович Сергачев, военный хирург, а в далекие шестидесятые, мой одноклассник. Последний раз мы виделись с ним в мае этого года, на встрече одноклассников, собравшихся на сороколетие нашего выпуска.
Именно тогда я прочувствовал то, что ощущают немногие еще живые ветераны Великой Отечественной, собираясь в День Победы - сиротство и горечь потерь. Из тридцати выпускников, на встречу в сквер возле школы пришло меньше половины… Одних уж нет, а те далече. Кто-то затерялся на необъятных просторах СССР, кто-то уехал «на историческую родину», кто-то умер…
Тем временем Игорь, как будто почувствовав, что на него смотрят, обернулся, - Компаньеро Алехандро, салюд! – это было их шуточное приветствие еще со школьных времен.
- Геноссе Игорь, и ты туда же? – мы крепко обнялись, и начали расспрашивать друг друга, задавая извечные вопросы: как жизнь, здоровье, как дела. Тем более, что посадка на борт «Колхиды», похоже, задерживалась - по трапу длинной веренице поднимались… солдаты, навьюченные вещмешками и баулами.
- Да вот, знаешь, надо попрактиковаться, пока глаз остер и рука тверда, - Игорь характерным жестом размял пальцы в тонких перчатках, - а то ведь еще пара лет и годы возьмут свое…
- Ерунда Игорек, ты еще простудишься на наших похоронах, вон какой здоровый! – я хлопнул одноклассника по плечу, - ты это, какими судьбами здесь?
- Скажу тебе по старой дружбе, только ничего не пиши об этом. - Сергачев оглянулся по сторонам, - Формально мы - мобильный госпиталь МЧС, едем в Сирию оказывать помощь пострадавшим. Но на самом деле здесь собраны опытные военные медики из госпиталей дивизионного и армейского уровня, причем, преимущественно с Кавказа.
Большинству моих коллег огнестрельные и осколочные ранения, контузии и термические ожоги куда более знакомы, чем простуды и запоры. Вот, как то так.
- М-да, дружище, спасибо за инсайд, но о чем-то подобном я уже подумал. – я понизил голос, - Моя «чуйка» шепчет, что едва мы успеем добраться до места назначения, как начнется, или очередное «принуждение к миру», или, вообще «интернациональная помощь».
- Ладно, Шурик, увидимся еще, а мне пора, - почти все солдаты уже поднялись на борт «Колхиды», и теперь у трапа, перед нарядом погранцов, стали кучковаться медики.