"Другим Путем"

[Лорд д'Арт]

Глава 16.
- Нам надо продемонстрировать, что мы уверенно контролируем ситуацию. Нужен как минимум кто-то из Президиума. Других вариантов нет – в мире и том же Иране нас просто не поймут, - Громыко, только-только занявший место ушедшего в отставку Молотова, жарко отстаивал свою точку зрения.
Драгомиров внимательно его слушал, изредка бросая взгляды на членов Политбюро, напряженно внимающих каждому слову молодого наркома иностранных дел.
Отделанный деревом кабинет, в котором с недавних пор проходили большие совещания высшего руководства СССР, сегодня был мрачноват. Видимо, из-за нахмуренного вида его хозяина, разозленного неудачей в ликвидации южно-иранского военного преступника и провала переговоров с курдами.
- Думаю, я соглашусь с мнением товарища Громыко, - неожиданно подал голос Хрущев. – Дело говорит. Нам и так вся эта возня с Южным Ираном боком выходит – а тут хоть лицо не потеряем. Вроде как и не было ничего.
- Интересная постановка вопроса… - протянул генеральный секретарь. – И какие есть варианты?
- Ну, лучшим, безусловно, будете вы сами, товарищ Драгомиров, - Микоян пожал плечами, словно извинялся за неудобное предложение. – Все-таки вы партиец видный, авторитетный, большой руководитель, Генеральный Секретарь – как лучше-то уважение иранскому народу продемонстрировать?
- И мир, опять же, заткнется сразу, - Шверник активно закивал. – Мы всегда сможем сказать, «какая нестабильность, какой развал – у нас сам Генеральный Секретарь, сам товарищ Драгомиров с визитом в страну ездил». И все – аргументов-то не останется.
- Не стоит недооценивать наших капиталистических «друзей», товарищ Шверник, - с сарказмом произнес Богдан. – Не останется – придумают. Они на это большие мастера. Думаю, все про это должны помнить.
Зал для совещаний промолчал.
- Но я такую мысль обдумаю. Еще предложения? Товарищ Громыко?
- Обязательно нужно визит привязать к большому событию. Продемонстрировать успехи социалистического строительства в Иране, нашего социалистического сотрудничества, опять же… Открытие электростанции, например, или еще что-нибудь в таком духе.
- Закладка новой железной дороги, - выдал с места Микоян. – Как по мне, так отличный повод. И символичность, опять же, большая. Дороги – людей объединяют. А мы их, так сказать, строим. Со всех сторон сплошные плюсы.
- Сложно не согласиться, повод действительно достойный, - Драгомиров покрутил в руках карандаш. – Давайте пока примем это рабочей версией. Товарищ Громыко, проработайте вопрос подробнее, доложите в следующую пятницу.
Кивнув, глава НКИД сел.
- А теперь, товарищи, к французским делам. Основные договоры заключили, верно?
- Да, уже началась совместная работа, - Микоян тяжело поднялся и, открыв папку, лежащую перед ним на столе, вытащил несколько листков. – Предложение о урегулировании царского долга в принципе принято их парламентом, некоторые мелочи сейчас еще утрясаем. Нам повезло, что сейчас позиции левых сил во Франции сильны.
- А я считаю, зря мы им эти преференции даем, - снова высказался Хрущев. – Мы их задницы спасли в войну, могли бы и простить долги Николашки.
- Значительную часть они нам и простили. А то, что есть – мы же им не золотом отдаем. А небольшими перекосами в расчетах в совместной работе. И нам такое сотрудничество выгодно. Мы получаем доступ к их технологиям, они – частично к нашим, причем стратегические интересы Советского Союза остаются нетронутыми.
Прокомментировать ответ генерального секретаря никто не решился – тон Драгомирова явно стал раздраженным и рисковать никто не захотел.
- Кубинские дела как у нас?
- Заключили договор с товарищем Кастро. Будем субсидировать отличившихся работников поездками на Кубу. Инфраструктура для отдыха там хорошая, военную базу, опять же, организовать не проблема – уже потихонечку даже и начали. Американцы пока не в курсе, конечно – но когда узнают, устроят скандал. Тут к бабке не ходи – надо все железно обосновать.
В кабинет заглянул секретарь и, увидев кивок Самого, подошел. Наклонившись к уху Богдана, что-то ему прошептал, после чего тот надолго задумался. Потом кивнул, отпустил помощника, и, поднявшись, прочистил горло.
- Грхм. Товарищи, на сегодня предлагаю закончить. Товарищ Громыко – на следующей неделе расклад по Ирану подробнее. Товарищ Меркулов, останьтесь. Всем спасибо.
Дождавшись, когда за последним уходящим закроется дверь, Драгомиров кивком пригласил наркома внутренних дел и государственной безопасности в соседний, «уютный», кабинет. Там их уже ждали два человека. Два маршала. Черняховский и Рокоссовский.
- Добрый день, товарищи, - Драгомиров протянул заслуженным полководцам руку. Затем налил себе чаю, бухнул в стакан дольку лимона и пару ложек сахара, после чего долго и сосредоточенно его размешивал.
Оба военачальника, вольготно расположившиеся в неглубоких креслах молчали. Молчал и Меркулов, несколько удивленный составом собравшихся. Об отношениях Драгомирова и Черняховского и том, что они были и оставались друзьями он, конечно, знал. Как и о том, что Рокоссовский, молодому Генеральному тоже, в общем-то, благоволил и вполне открыто его поддерживал. Но зачем здесь? И почему сейчас? В таком составе? Какой вопрос собирается поднять правящий Советским Союзом человек?
На эти вопросы у наркома ответов не было. Поэтому он и предпочел молча сидеть на диване и ждать, когда ему, наконец, разъяснят суть происходящего.
- Вы, Всеволод Николаевич, наверное, гадаете, зачем это я вас сюда позвал? – Драгомиров поставил стакан и развернулся к Меркулову, спиной прислонившись к шкафу. – Я вам поясню. Это несложно, на самом деле.
Генсек сделал паузу, словно нагнетал обстановку.
- Понимаете, смерть Лаврентия Павловича заставила некоторых товарищей решить, что теперь им все можно. В том числе и создавать антипартийные группы, планировать заговор против советской власти… Нехорошо.
«Тридцать седьмой, - мысль, промелькнувшая где-то в глубинах сознания, едва не заставила главу НКВД вспотеть. – Точно, собирается свой собственный тридцать седьмой устроить…И смотрит ведь как, как Хозяин почти… Глаза только почти черные – а выражение один в один».
Следующей мыслью стала простая идея, что небольшая чистка может пойти на руку собственному положению – добавить влияния и веса, упрочить под собой наркомовское кресло. Возникший из подсознания страх почти улетучился, когда голову Меркулова посетило еще одно сравнение.
Ежов. Человек, осуществивший кровавый тридцать седьмой – и затем беспощадно за этот самый тридцать седьмой Сталиным наказанный.
«Нет, Ежовым не назначит. Не зря Берию упомянул. Слишком уважал старика. Рискнуть? Рискнуть», - нарком оставался профессионалом и сейчас, на его лице почти ничего не отразилось.
Тем не менее, внимательно всматривающийся в глаза соратника Генеральный что-то там увидел и улыбнулся.
- Вы ответственный человек и исключительно компетентны, Всеволод Николаевич. Поэтому-то нам и нужна ваша помощь в борьбе с означенными личностями.
- Какими, простите, личностями, товарищ Драгомиров?
- А вот это нам с вами и предстоит узнать, - Богдан снова улыбнулся. Вот только на прежнюю добродушную ухмылку выражение его лица больше не походило, а напоминало, скорее, оскал.
Оскал почуявшего добычу хищника.

[Лорд д'Арт]

***
- Он согласится, - Хрущев самодовольно ухмыльнулся и повторил еще раз, словно пытался добавить своим словам веса:
- Согласится. Никуда не денется. Он сейчас без Берии как подслеповатый котенок без мамаши.
Микоян, сидящий в соседнем кресле недовольно покачал головой. Ему не нравился слишком уж легкомысленный настрой товарища. И, судя по лицу Шверника, третий заговорщик тоже был не в восторге.
Но все же следовало признать, что Первый Секретарь прав. Драгомирову действительно необходимо съездить в Иран. Иначе может показаться, будто он трусит. А на такое выскочка никогда не пойдет.
- Ва-банк идем, - Шверник устало потер лоб. – Если генерал подведет…
Фразу он не закончил, но все прекрасно понимали, чем именно рискуют. Драгомиров уже показал, что может быть не менее жестоким и жестким правителем, чем Сталин, и сомневаться не станет. Более того, смерть Берии его ожесточила – опасаясь показаться слабым, генеральный вполне способен показать характер во всю мощь. Чтобы всех интересующихся достало до самых печенок.
- Власов в деле, это однозначный вопрос. Он не меньше нас подставляется. А то и больше – уж ему-то точно никаких, даже теоретических, послаблений не дадут, - Хрущев пожал плечами.
- Ну и хорошо. Значит, до конца пойдет, не спрыгнет в последний момент, - добавил Микоян.
- Да какое там спрыгнет, - замахал руками Хрущев, - мы тут все по самую макушку. На три расстрела уже хватит.
И именно в этот момент старый большевик осознал, насколько ему страшно. Страшнее даже, чем когда был еще жив Берия.
Потому что когда «стальной нарком» стоял на посту, все разговоры и намеки о перевороте оставались намеками и разговорами. Ничем другим они стать не могли в принципе – до нынешней стадии все просто бы не доползло. А сейчас, пока Меркулов еще не утвердился окончательно в кресле, еще не все дела принял, шансы были. И они трое попытались схватить удачу за хвост. Неимоверно при этом рискуя.
Но – других вариантов взять власть не оставалось. Совсем. Еще несколько лет и Драгомирова свалить станет невозможно физически. Принципиально. Где-нибудь в шестьдесят втором это станет аналогом… ну, как если кто-нибудь попытался бы свалить Сталина в сорок пятом. Таких вот «переворотчиков» и «свальщиков» даже не заметят. Раздавят мимоходом.
Иран стал той соломинкой, за которую и схватились утопающие. Их последний шанс. Провал с ликвидацией Бахтияра вызвал волнения на севере, и яростное порицание на международной арене. Последовавшие акции возмездия – взрывы на площадях и рынках Северо-Иранской республики – зашатали шахский трон. А вместе с ним – ослабили и положение возглавляющего СССР Драгомирова. Как же – союзника упускает. А капиталистов-французов в страну пускает. И кооперативам широкую дорогу дает, вместо национализации.
В общем, вопросы имелись. Но стержнем оставался Иран – просто потому, что оставался самой большой неудачей молодого руководителя.
- Генерал не подведет, - Хрущев выпрямился и стукнул кулаком по столу. – Не подведет.
Уходящее за горизонт солнце, окрасило веранду подмосковной дачи в багровые тона. Словно знало цену победы. И поражения.

[ZLOY_GAD]

Он сейчас без Берии как подслеповатый котенок без мамаши.

Он без Берии сейчас как кутёнок.

А на такое этот выскочка никогда не пойдет.

- Ва-банк идем, - Шверник устало потер лоб. – Если генерал подведет…

Идём ва-банк,- Шверник устало потер лоб. – Если генерал подведет…

[Лорд д'Арт]

***
Молодой пилот-истребитель, старший лейтенант Иван Семенович Радимов очень радовался своему назначению в 1-й Гвардейский Истребительный авиаполк. А как же – здесь служили лучшие из лучших, сопровождающие самолеты высших лиц советского государства.
Но последнее задание его слегка смутило – часть полка перебазировалось на Юг, к кавказским горам. Да и Славка Семигин, однокашник, ныне тянущий лямку в 3-ем Гвардейском, тоже что-то упоминал про перебазирование…
Если бы молодой лейтенант видел бы всю картину «перебазирований» в целом, то обнаружил бы весьма занимательную вещь.
Вплоть до иранской границы тоненькой цепочкой вытянулись эскадрильи трех гвардейских авиаполков, расположившиеся на аэродромах и базах, находящихся под командованием знакомых Драгомирову еще по фронту людей. А особыми отделами на этих аэродромах заведовали безгранично преданные еще Берии люди…
Радимов так же не знал, что неподалеку от Сталинграда развернулся отдельный десантный полк, сидящий разве что не на чемоданах.
Но вот что лейтенанта удивило бы гораздо больше, так это то, что обо всех этих «танцах» не имел ни малейшего понятия народный комиссар обороны товарищ Малиновский. И что выделение транспортных самолетов десантниками вообще прошло по линии госбезопасности с грифом «совершено секретно»…
Но это еще ничего – мало ли перемещений войск по территории СССР происходит в последний летний месяц, особенно когда в стране постоянно происходят учения разной степени интенсивности. А вот то, что в Тегеран нелегально отправилась группа «товарищей», о выделении которых из недр войсковой разведки Третьей Ударной Армии генерала Власова не знал уже Меркулов – вот это было уже серьезно.
В любом случае, внимательный наблюдатель вполне мог бы заметить, что что-то затевается. Вопрос состоял лишь только в том, что именно.

[Лорд д'Арт]

***
А тем временем, жизнь в Советском Союзе шла своим чередом. Страна, больше походившая на огромную стройку, стремительно набирала вес. Экономический, военный, политический. Еще два старта, один из которых отправил на орбиту (и вернул обратно на земную поверхность) уже и обезьяну, вполне себе намекали на советскую мощь.
Кроме того, начала давать результаты вторая фаза «Сталинского плана преобразования природы ». Стремительно укрепляющаяся продовольственная база СССР буквально кричала о том, что грядут гораздо более сытные времена.
Народ, ясное дело, все это видел. Растущая на глазах экономика, дешевеющие продукты (Сталинскую практику ежегодного снижения цен Драгомиров пока что не отменял, за счет повышения производительности и снижения издержек все равно оставаясь в плюсе), все большее количество автомобилей на дорогах, новые красивые дома и расцветающие города – это не могло не вызывать в людях энтузиазма.
Драгомиров выигрывал здесь вдвойне, ибо рост уровня жизни, причем рост стремительный, был основан на вполне себе сталинском наследии, но связывался, в первую очередь, с именем нового руководителя советского государства…
Учитывая его вполне себе демократичное поведение – Генеральный секретарь не стеснялся вот так сходу заходить в самые обычные магазины и гастрономы, разговаривать с простыми людьми на заводах, да и про «Драгомировские вечера» в народе хорошо знали, - популярности молодого руководителя оставалось только завидовать.
После очередной его поездки по стране, с митингами и демонстрациями, на которые абсолютно добровольно стекались огромные толпы ликующих людей, стало ясно, что шансы заговорщиков на «мирный переход» власти минимальны. Снять Драгомирова не получится – даже с кадровыми ресурсами Первого Секретаря ЦК КПСС такая попытка выглядела политическим самоубийством.
Поэтому оставался только один метод «и рыбку съесть, и косточкой не подавиться». Убийство. Представленное, понятное дело, как деяние внешнего врага. Самое то.
Другое дело, что все это прекрасно понимал и сам Генеральный секретарь. Единственной проблемой являлась неизвестность – кто именно возглавляет оппозицию оставалось неизвестным. Нет, подозрений-то хватало – но не более того. С этой точки зрения поездка в Иран казалась очень даже логичным шагом – при должной подготовке, она позволит выявить тех, кто стоит за всеми непонятными телодвижениями в партии и ЦК.
Путь провокации был, безусловно, опасен, но Драгомирову жизненно требовалось уничтожить любую серьезную угрозу его власти, поскольку он буквально кожей ощущал, как мрачнеет международная обстановка.
Американцы все никак не могли повторить космический успех СССР, и фактическая уязвимость их территории (впервые за многие десятилетия, если не столетия!) перед межконтинентальными баллистическими ракетами с ядерными головными частями их, мягко говоря, беспокоила. Как и серьезнейшие достижения Советского союза в экономике и на международном поприще.
«Предатель» де Голль, вышедший из военных структур НАТО, что стало для всего западного мира невероятным потрясением, и «продавшийся» русским под влиянием сильнейших в его нынешнем правительстве левых, пробил в Альянсе дыру более чем приличных размеров. В Италии коммунистическую партию вообще пришлось запретить – ибо существовала серьезная опасность, что на следующих выборах она возьмет власть.
Еще хуже обстановка была на арабском востоке. Социалистическая партия БААС набирала политический вес и на фоне успехов СССР, активно демонстрируемых всему миру, существовала вполне себе приличная вероятность того, что рано или поздно она возьмет власть. Мягко говоря, неприятная перспектива.
В Африке рушилась колониальная система, «взорвать» застывший в более-менее уравновешенном состоянии «трехгосударственный» Китай тоже все никак не удавалось, индусы под руководством Неру в американские союзники тоже записываться не желали, и даже более того – склонялись к более тесным отношениям с Советами.
Все это вместе создавало в правительстве США тревожное ощущение угрозы. Атака СССР, после столь убедительной демонстрации тем ракетной мощи, стала невозможна без гибельных последствий, промышленность и сельское хозяйство русских демонстрировали впечатляющий разгон, дипломатические провалы тоже не радовали…
Поэтому США просто необходим был хоть какой-то успех. Неудавшаяся ликвидация главы САВАК стала тем знаменем, которое пропаганда Белого Дома выдвинула на первый план. Естественно, во всем обвинялись русские. Не только в, собственно, покушении, на «ведущего борьбу со злом рыцаря», но и в многочисленных жертвах среди мирного населения – из моргов подвезли достаточное количество тел, в том числе и детских, чтобы журналистам было что снимать. Все же американский резидент в Бендер-Аббасе должность занимал совсем не просто так, а за действительно высокий профессионализм.

[Лорд д'Арт]

Мгновения прошлого. Ленинград, январь 1940-го года.
- Мда. Как-то все печально, товарищ Жуков, - Триандафиллов поднял брови и разгладил карту, словно пытался этим простым движением изменить на ней положение отметок войск и соединений. И вместе с ними – их реальное положение.
Финны дрались, мягко говоря, упорно. Продвижения войск не то, чтобы не было, но в сравнении с тем, каковым оно должно быть, картина выглядела, конечно, безрадостно. Снятый с поста Мерецков, экстренным порядком замененный на героя Халкин-Гола Жукова, откровенно противника недооценил. И теперь двум лучшим военным умам Советской России предстояло придумать, как в кратчайшие сроки переломить ситуацию в свою пользу.
Радовали новые танки – Т-50 – в отличие от неповоротливого «СМК» неплохо держащиеся на снегу. Да и в количестве они, ясное дело, выигрывали. Все же серийный экземпляр, в отличие от экспериментального чудовища.
Не радовало взаимодействие родов войск. Артиллеристы не слышали пехоту, пехота – танкистов, танкисты – артиллеристов. Порочный круг какой-то, честное слово. Но Георгий Константинович Жуков был не тем человеком, что отступает перед какими-то там неприятностями. Будь те вызваны рукотворными или природными причинами.
- Здесь ударим, товарищ маршал, - ткнул указкой в расправленную главой Генштаба карту Жуков. - Я уже группировку собрал. На корпус танковый наберется. Причем группа сильная – и «двадцать восьмые» есть, и «двадцать шестых» полно, и БТ-7, и Т-50. И артиллерии подбросил. Как прорвем финский фронт, тут же в прорыв брошу «семерки» и «пятидесятых». И дивизию Доватора.
- Хотите отрезать…
- Всю эту свору на линии Маннергейма. Даже штурмовать не буду. Прорвем в одном месте, с гарантией, обойдем и блокируем. И посмотрим, как они дальше воевать будут. Без боеприпасов и подкреплений. А Выборг никуда не денется.
- Идея хорошая. Авиация как?
- По планам. Часть повешу в воздухе, доты высматривать. А то Мерецков даже банальной разведкой себя утруждать не захотел, - Жуков едва удержался, чтобы не выругаться.
- Как отношение к десантам? Желания попробовать, случаем, нет?
- Товарищ маршал, я ваш труд внимательно изучил. Честно скажу, не уверен, что массовые диверсионные операции в тылах в данном случае нам помогут или даже нужны. Основная проблема – линия укреплений. Без нее Маннергейму делать будет нечего – на равнине в чистом поле мы его просто раздавим. Заставим капитулировать войска на линии, получим всю Финляндию. И никуда она не денется.
- Тактику попробовать надо в боевых условиях, товарищ Жуков. Людей с опытом получить. Вона в Европе уже вовсю полыхает, не сегодня завтра до нас докатится… Подготовленных диверсантов много не бывает. Так что рассмотрите уж вопрос, хорошо? Уверен, что есть им где разгуляться. Да и авиаторам, опять же, лишним опыт не будет.
- Хорошо, товарищ маршал.
- Давайте теперь поподробнее о месте прорыва, может, еще чего-нибудь придумаем, - Триандафиллов снова повернулся к карте.
До победоносного окончания Зимней войны оставалось несколько недель.

[zhenis]

С наступившим НОВЫМ ГОДОМ. Желаю удачи, здоровья и творческих успехов автору.
Теперь по тексту: особых ляпов вроде не заметно, но я только читатель, а не писатель.
Вот на политику пофлудить, эт я люблю . Например вы намерены отправить ГГ в Иран судя по тексту, а почему бы не поехать с делегацией? Генсек, 1 секретарь ЦК (Хрущ), нарком -дорожник Микоян. Все-таки бОльший авторитет и бОльшая представительность делу не помеха. Кроме этого для оппозиции тоже плюс, потому как вне подозрений в случае провала покушения, а мож даже Генсека типо пытались спасти, "но не шмогла я, не шмогла" Это к тексту от 29.12.
Теперь по подготовке к покушению: для командирования "товарищей из 3 армии". Причем здесь Меркулов? Он ведь НКВД возглавляет, а не ГРУ. Я не обладаю полными знаниями в этой сфере, но НКВД-КГБ вело военную контрразведку, а разведка ведь относилась к ГРУ. Даже если допустить, что будет совершена командировка, но тогда в курсе должен быть начальник особого отдела армии, а он что мух ловит? или тоже заговорщик? Ведь для командировки нужен не приказ командарма, а приказ из центрального аппарата ГРУ-НКВД, иначе как объяснить поездку. Нужны диппаспорта или на крайняк обычные загранпаспорта, нужны визы Ирана, нужны командировочные (иначе чо жрать станут?), а как в бухгалтерии проведут? Что-то в сомнениях я, что они без ведома центрального аппарата взяли и смогли поехать. Хотя это можно уложить в рамки партийной оппозиции и заговора генералов Генштаба. Просто военные из боязни провала не шли на контакт, типо "мало ли что", а посредником между ними и стал Власов по собственной инициативе (захотел на 2 стульях усидеть). Но вот будет интересная реакция этих товарищей, когда им укажут цель. Будут стрелять или нет в Генсека?
По международным отношениям у мну вопрос? Какой нафиг западный мир? У вас Германия просоветсткая, гарнизоны Красной Армии стоят около границ Франции, Швейцарии и Италии. Балканы тоже просоветские. В таких условиях и НАТО существовать не может. Кто в него войдет, если "медведь" вот он перед носом сидит и "хитро посматривает". Только Франция, Испания Италия и Португалия чтоли? У вас европусы должны запуганными быть и судорожно икать, если Союз на них просто покосится взглядом. Поэтому непонятно какое невероятное потрясение у западников? У них нет ЕС, а вот СЭВ есть и Варшавский договор есть (а может как в 80 лет форы-Венский договор ). Именно это и ввело меня в ступор- как в таких условиях Де Голль, стал "предателем"? Наоборот он "прогрессивный деятель сделавший ставку на союз левых сил", "государственник яростно защищающий интересы французского народа" и т.д. и т.п. Поэтому покушение на руководителя САВАК должна вызывать осуждение именно курдов, а не союз. Ибо чревато последствиями для напечатавшей газеты (например троллей много или левых анархистов-социалистов или еще кто-нить?)
С уважением

[Лорд д'Арт]

У вас Германия просоветсткая

Не вся

Только Франция, Испания Италия и Португалия чтоли?

Ну, еще Англия, Дания, Бенилюкс и Турция.

как в таких условиях Де Голль, стал "предателем"

Так это с точки зрения американцев. Без сильной ФРГ все и правда очень печально - а тут еще и Франция из НАТО вышла. Писец(((
Вот амеры и бесятся - мишка без напряга кушает европейский континент, даже когти не выпускает. Как еще им генерала оценивать?

Ибо чревато последствиями для напечатавшей газеты

Опять же - газеты американские и английские.

а почему бы не поехать с делегацией?

А хто сказал, что делегации не будет? Нарком-дорожник, кстати, Каганович. Микоян - внешнеторговое ведомство.

[Лорд д'Арт]

Глава 17.
«Развитие Вооруженных Сил Советского Союза в послевоенный период. Реформа Драгомирова, ее истоки и предпосылки». Москва, Издательство наркомата обороны, 1995 год.
…В развитии Вооруженных Сил Советского Союза мобильные силы всегда получали много внимания. Еще во времена Гражданской войны, на красную кавалерию, тогда бывшую самой, без всякого сомнения, мобильной частью РККА, возлагались важнейшие задачи…
…Маршал Тухачевский, трагически погибший в тридцать пятом году, придавал мобильности большое значение, будучи одним из апологетов массовой механизации в войсках. Тогда еще генерал Триандафиллов, развивая свою «Теорию глубокой наступательной операции» также считал повышение мобильность войск одной из важнейших задач построения современной армии…
…Неудивительно, что при таком внимании к данной проблеме лучших военных умов Советского Союза, мобильные силы всегда считались в каком-то смысле элитой и получали самое современное вооружение, всегда оставались на переднем крае военной науки и техники…
…Перед Великой Отечественной войной, реформа Триандафиллова-Шапошникова привела к тому, что фактически к мобильным частям относилось три категории войск. Это воздушно-десантные войска, бронеавтомобильные бригады и легкотанковые дивизии. И если первая и последняя категории вытекали из самой логики развития РККА (интерес к воздушным десантам в то время зарождался во многих государствах, а легкие танки были – и на момент начала Второй Мировой войны оставались – основой танковых войск) то вторая являлась детищем «доктрины Триандафиллова».
…Стоит отметить, что сам состав – бронеавтомобили БА-45, танки БТ-7М и Т-50, большое количество грузовиков – говорил о задачах, для которых создавались данные бригады. Задачи наступления, прорыва фронта и удара по тылам, в том числе и на стратегическую глубину…
…Первый раз мобильность продемонстрировала свое значение в современной войне в январе 1940-го года, в кампании против Финляндии. В прорыв фронта, организованный под руководством Г.К. Жукова, силами Ленинградского Военного округа было введено несколько подвижных соединений, в том числе и 89-я бронеавтомобильная бригада. Ее жертвами стали многочисленные штабы финской армии, попросту не ожидавшие высочайших темпов наступления, продемонстрированных подвижными соединениями РККА. Организовать оборону маршалу Маннергейму и его генералам оказалось просто не под силу. «Скальпель» бронеавтомобильных и легкотанковых бригад в умелых руках мог творить чудеса…
…Но Великая Отечественная война, точнее – ее первый этап – нанес по «мобильным силам» серьезный удар. Генерал Павлов, бросивший столь грозное оружие в лобовые атаки на подготовленные рубежи немецкой обороны, фактически его уничтожил. В результате, уже в августе в распоряжении Ставки оставалось лишь только две бронеавтомобильные бригады, из девяти, имевшихся на 22 июня 1941-го года…
…Применение десантных частей и легких танков также оставалось далеко не самым лучшим – потери превышали всякие разумные рамки, а польза от их использования оказалась невелика…
…Тем не менее, уже под Москвой подвижные части взяли реванш – в результате их действий фашистские войска потеряли четыре пехотные дивизии, что привело к практическому развалу фронта, спасать который пришлось в пожарном порядке. Восстановить линию обороны Вермахту удалось только у Смоленска…
…Уже в сорок втором году стало ясно, что мобильные (или, точнее, «сверхмобильные») войска – войска специфические и далеко не универсальные, их следует использовать с умом, далеко не везде и далеко не всегда. Подобный подход принес свои плоды: успех Харьковской и Белорусской наступательных операций, катастрофа Вермахта у озера Балатон в Венгрии, многие другие операции – все это результат, в том числе, и умелого использования советскими генералами своих мобильных частей…
…Апофеозом успеха мобильных частей во Второй Мировой войне стало пленение императора Маньчжурии Пу И советскими десантниками…
…Таким образом, войну мобильные войска закончили именно с репутацией «скальпеля», и послевоенное их развитие от тенденции не отклонялось…
…Однако, сменились акценты – на первый план вновь вышли воздушно-десантные войска. Существовало множество причин, почему это произошло, но к важнейшим можно, пожалуй, отнести две: Богдан Сергеевич Драгомиров был фронтовым летчиком и уделял развитию авиации очень много внимания, и само развитие авиастроения позволило придать ВДВ совершенно новые, ранее невозможные свойства. Так, на вооружение «крылатой пехоты» уже в 1950-ом году стали поступать артиллерийская установка АСУ-57, вооруженная автоматической 57-миллиметровой пушкой, и легкий бронетранспортер. Это позволило совершить действительно важный скачок в развитии – теперь в течение нескольких часов имелась возможность создать на необходимом участке группировку войск, вооруженных, в т.ч. и бронетехникой…
…Вторым, несомненно важным поворотом в развитии «мобильных сил», стало появление на мировой сцене вертолетов. Уже в середине пятидесятых годов, в результате так называемой «второй реформы Триандафиллова» (также иногда называемой «реформой Триандафиллова-Драгомирова»), в составе Советской армии появились «бригады мобильной пехоты», оснащенные транспортными вертолетами. Алжирская война, в которой Франция первой применила похожие воинские формирования в бою, показала нужность таких соединений – поэтому уже к началу шестидесятых годов количество «десантно-штурмовых бригад» в составе ВС СССР превысило десять штук.
До сих пор они остаются одними из самых боеспособных подразделений Советской армии…

[Александр]

АСУ-57, вооруженная автоматической 57-миллиметровой пушкой,

гм... а БК где возить?

[Лорд д'Арт]

а БК где возить?

Да шо там-таки возить? Триста-четыреста патронов...

***
«Любить тебя как звезды, любить – как Солнца свет, как будто завещали предки, как будто вижу я рассвет», - неуклюжие стихи молодого лейтенанта, с некоторых пор активно Алену добивающегося, вызвали на лице красавицы улыбку.
Девушка буквально напоказ не дожидалась, пока глава Советского государства, наконец, решит, кто ему подходит больше – она или Дарья, и «закрываться» от мира не спешила. Внимание к ней, конечно, оставалось повышенное – но «официальных» отношений с Драгомировым не было, а потому видеть в общении с другими представителями мужского пола некие препятствия студентка не желала.
По крайней мере, Алена надеялась вызвать в, без всякого сомнения, интересном мужчине некое подобие ревности и заставить его наконец решить. Ну, желательно, в ее пользу, конечно.
Но вот уже несколько недель ее внимание настойчиво завоевывал молодой офицер, буквально засыпающий ее цветами, стихами и маленькими презентами. Парень видный: высокий, широкоплечий и довольно симпатичный. Не Драгомиров, конечно, но зато по возрасту гораздо более ей подходящий. И умеющий поднять настроение, не без того.
Вот и сейчас – красивая алая роза вместе с прикрепленным к ней посланием подняли девушке настроение.
- Может и правда, погулять с парнишкой? А то Богдан все никак намеков не понимает. Или понимает, но неправильно. А так хоть догадается, что пора уже как-то, наконец, решить. А то как мальчишка, честное слово. Вот как надо, - Алена потрясла пустым уже конвертом.
Пустая квартира, однако, промолчала.
«В конце концов, чего я теряю? Просто прогуляемся. Даже на танцы не пойдем. А Богдан пусть знает – долго будет думать, уведут!» - и, рассмеявшись, девушка решительно направилась к шкафу с платьями. Предстояло сделать действительно нелегкий выбор.

***
- Товарищ Драгомиров, помимо вас и товарища Кагановича нужно, наверное, еще и товарища Микояна в делегацию включить, как ответственного за внешнеторговые договоры. Достаточно солидно и ни в коем случае не излишне. Покажем иранскому народу, что относимся к его чаяниям серьезнейшим образом – и потому на подписание столь важного документа у нас отправляются лучшие из лучших, - Громыко посмотрел на Генерального Секретаря, пытаясь понять, как тот отнесется к идее.
- А как к такой идее отнесется сам товарищ Микоян? – Богдан расслаблено откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая скуку и желание избавиться уже от тянущегося четвертый час совещания.
- Я не против, товарищ Драгомиров. Партия сказала: «Надо!». Микоян ответил: «Есть!».
Шутка вызвала лишь слабое подобие улыбок на лицах собравшихся «ответственных руководителей». Генеральный секретарь выражения лица вовсе не изменил.
- Давайте, товарищи, все же сделаем небольшой перерыв. Где-нибудь минут на тридцать-сорок или на час. Покушаем, ноги разомнем.
Возражений не последовало. Зашумели отодвигаемые стулья, захлопали закрываемые папки, наркомы потянулись к выходу.
«Интересно, Громыко в курсе или его банально используют?» - лениво подумал Богдан, наблюдая, как глава НКИД широкими шагами покидает кабинет.
То, что все произойдет тогда, когда он будет в Иране, становилось вполне себе очевидно. И больше всех усердствовал в «выталкивании» генсека именно Громыко. Хрущев вот, наоборот, как-то засомневался в идее «дружественного визита». Хотя еще недавно вроде был «за». Узнал чего-то? Или заподозрил? Или, наоборот, отводит от себя подозрения?
Малиновский молчит, словно ему этот вопрос безразличен. Остальные тоже кто куда… Непонятно. Никак не удавалось определить, кто же именно составляет ядро «оппозиции». И это точно нехорошо. Нельзя идти на Съезд, не зная, кто именно твой враг.
«Поэтому в Иран ехать все же придется. Ну никак не обойтись, - Драгомиров поморщился. – Ладно, прорвемся. В случае чего – на самолете в Москву вернусь. На спарке, не на официальном борте. А ребята прикроют. В конце концов, на фронте и похуже ситуевины случались».

[Лорд д'Арт]

***
- Товарищ Драгомиров, помимо вас и товарища Кагановича нужно, наверное, еще и товарища Микояна в делегацию включить, как ответственного за внешнеторговые договоры. Достаточно солидно и ни в коем случае не излишне. Покажем иранскому народу, что относимся к его чаяниям серьезнейшим образом – и потому на подписание столь важного документа у нас отправляются лучшие из лучших, - Громыко посмотрел на Генерального Секретаря, пытаясь понять, как тот отнесется к идее.
- А как к такой идее отнесется сам товарищ Микоян? – Богдан расслаблено откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая скуку и желание избавиться уже от тянущегося четвертый час совещания.
- Я не против, товарищ Драгомиров. Партия сказала: «Надо!». Микоян ответил: «Есть!».
Шутка вызвала лишь слабое подобие улыбок на лицах собравшихся «ответственных руководителей». Генеральный секретарь выражения лица вовсе не изменил.
- Давайте, товарищи, все же сделаем небольшой перерыв. Где-нибудь минут на тридцать-сорок или на час. Покушаем, ноги разомнем.
Возражений не последовало. Зашумели отодвигаемые стулья, захлопали закрываемые папки, наркомы потянулись к выходу.
«Интересно, Громыко в курсе или его банально используют?» - лениво подумал Богдан, наблюдая, как глава НКИД широкими шагами покидает кабинет.
То, что все произойдет тогда, когда он будет в Иране, становилось вполне себе очевидно. И больше всех усердствовал в «выталкивании» генсека именно Громыко. Хрущев вот, наоборот, как-то засомневался в идее «дружественного визита». Хотя еще недавно вроде был «за». Узнал чего-то? Или заподозрил? Или, наоборот, отводит от себя подозрения?
Малиновский молчит, словно ему этот вопрос безразличен. Остальные тоже кто куда… Непонятно. Никак не удавалось определить, кто же именно составляет ядро «оппозиции». И это точно нехорошо. Нельзя идти на Съезд, не зная, кто именно твой враг.
«Поэтому в Иран ехать все же придется. Ну никак не обойтись, - Драгомиров поморщился. – Ладно, прорвемся. В случае чего – на самолете в Москву вернусь. На спарке, не на официальном борте. А ребята прикроют. В конце концов, на фронте и похуже ситуации случались».
Ел Драгомиров вместе со всеми, а не как обычно, в кабинете. Уж очень не хотелось ему сегодня «отрываться от коллектива». И пусть среди наркомов присутствовал верный Меркулов – все равно не хотел.
Еда, однако, подняла настроение и отвлекла от насущных дел. Повар расстарался на славу, приготовив фантастически вкусное мясное рагу. Мозг отказался работать в таких условиях, затребовав для начала сполна насладиться «пищей богов». Чашка красного чая - подарок Мао – добавил бодрости, и на совещание Драгомиров вернулся в самом, что ни на есть, боевом настроении.
Долго оно, правда, не протянулось. На удивление легко согласившись с составом делегации, Богдан предложил утвердить план действий. Возражений не последовало.
Генеральный секретарь отправлялся в Иран.

***
- Это правда? - Райан Холлс поднял от расшифрованного листочка голову и уставился на собеседника немигающим взглядом.
- Да, сэр. Информация от источника «Альфа».
Русский лидер, этот молодой и надоедливый выскочка, пролезший каким-то образом наверх в борьбе за власть, едет в Иран. Едет скоро, в конце сентября. И это шанс.
Опытный разведчик и политик, директор ЦРУ сразу просчитал, что эта поездка Драгомирова может стать единственным шансом завершить подготавливаемую Стражински схему просто идеально.
В Иране обстановка напряженная – уж об этом американская разведка позаботилась. Еще напряженнее она стала после неудачного покушения на Бахтияра. Воистину – русские сами подложили себе свинью. И теперь в Северном Иране можно делать все, что угодно – все равно почти любые действия можно будет списать на «месть Южного Ирана», на «восстание курдских племен, угнетаемых Советами», на «бандитскую вылазку» какого-нибудь псевдо-пророка.
И Драгомиров в план укладывался вообще великолепно. Убийство его вместе с шахом задача, конечно, непростая – но над устранением шаха, как последнего препятствия к делегитимизации власти в Северном Иране, Стражински работает уже давно. Наработки есть, люди тоже, оружия целые горы… Отличный вариант. Выполнимый.
Эскалации директор не боялся. Просто потому, что прекрасно знал – первым делом начнется грызня за власть. Это же не старая-добрая Америка, где все давно определено, нет. Это же русские – переход власти у них должен готовиться заранее, на много ходов вперед. Их властные кланы и группировки должны договориться, получить гарантии, заручиться союзниками… И народ там где-то еще болтается.
Поэтому смерть Драгомирова может на год (а то и на значительно более долгий срок) лишить СССР внятного управления – а в экономике со столь большим процентом госсектора это вполне себе однозначно означает замедление роста. А то и его снижение. Плюс, могут наделать ошибок, которые скажутся уже через много лет…
И пока русские будут разбираться между собой, они прохлопают мир – или, по крайней мере, его часть. Итак, фактически, они подмяли под себя значительный кусок Евразии. А если будут такими темпами наступать, как сейчас, то лет через двадцать подомнут уже всю. Уж если французы делают им шаг навстречу…
Тут еще эта Куба. Но Батиста вроде утверждает, что с кучкой революционеров справится в состоянии – значит, пока этот вопрос можно отложить. В конце концов, помощи пока не требует.
И при большом везении «Альфа» может вообще стать новым советским лидером… В конце концов, никто не ожидал, что он умудрится пролезть так высоко. А уж то, что он переживет паранойю Сталина, а затем Берии – это вообще ни в какие ворота. Вероятность, близкая к нулю. А справился. Так что – чем черт не шутит, глядишь, вообще получим почти своего человека на главном посту у русских.
Холлс откинулся на спинку кресла и уставился в светлый потолок.
Еще раз прикинул шансы на эскалацию.
«Нет, вопить, русские, конечно, будут громко. На весь мир. Но Стражински профи суперкласса – Борман его работа, даже тела не нашли. И вряд ли найдут. Следов не оставит», - кивая своим мыслям, директор встал и прошел в маленький закуток своего кабинета, к мини-бару. Посмотрел на бутылки со спиртным, бросил взгляд на часы. Стрелки «Брайтлинга» показывали четыре часа вечера.
Вздохнув, Холлс направился к кофеварке. Еще несколько минут спустя он стоял у окна и, маленькими глоточками поглощая эспрессо, смотрел на видневшиеся невдалеке деревья.
Риск был. Даже в случае успеха. Просто потому, что русские – непредсказуемы. Этот Драгомиров достаточно популярен, чтобы из-за него начать войну? Вряд ли. Но именно, что «вряд ли». А если да? Если они начнут? Если они ударят своими ракетами по Америке? Да, Штаты выживут – но ущерб… ущерб будет чудовищен.
С другой стороны – большие риски несли огромную выгоду. Фактически, если сейчас удастся приостановить советский рост – это как минимум тактическая победа. А если «Альфа» придет к власти, то и стратегическая.
Особняком здесь стоял космический вопрос. Русские добились настолько впечатляющих успехов, что если их не притормозить хоть немножко, то через некоторое время американская мощь еще более блекло, чем сейчас. Уж слишком сильным пропагандистским эффектом обладало космическое пространство.
«Альфа», кстати, сообщил, что в Иране Драгомиров повезет щенка – детеныша двух космических собак, вернувшихся на Землю. И ясное дело, насколько ценен такой подарок.
«Решено, - допив свой кофе, Холлс с громким стуком поставил чашку на подоконник. – Стражински должен будет действовать».
Лавина мирового кризиса начала свой сход.

[Лорд д'Арт]

Глава 18.
- Это будет нечто, - по-арабски пробормотал Джозеф, читая шифровку.
Когда он увидел, что от него хотят в Лэнгли, он едва не решил сматывать удочки. Но затем, подумав, решил, что делать этого не будет. Нет, он отдавал себе отчет в том, что его попробуют убрать – люди, хранящие такие секреты, долго не живут. Но ненависть к большевикам пересиливала логику. Да и Драгомиров всегда Стражински раздражал. Именно что своей «героичностью». Он вообще считал, что настоящие герои всегда незаметны. А «капитанам Америка» место только лишь в комиксах и не более того.
Однако с логикой дорого правительства и родного начальства агент был согласен далеко не полностью. Да, убийство лидера советского государства руками «исламского фундаментализма», усилиями самого Стражински поднимающего голову, вне всякого сомнения, русских приостановит. Но оно также даст им светлую фигуру мученика, не запятнанную никакими ошибками или преступлениями и с которой связывают только лишь хорошее.
Но с точки зрения тактики да, хороший ход. Может даже и очень хороший. По крайней мере, Северный Иран вполне можно будет всколыхнуть и, если все сработает так, как планируется – присоединить к Южному. Получив в результате дружественное Штатам государство у самого брюха СССР.
- Господин Ахмед, машины починили, можно ехать, - подручный, смышленый паренек лет двенадцати-тринадцати, прибежал из гаража своего дяди, принеся важную, пожалуй, новость.
- Хорошо, Реза, передай отцу, завтра утром зайду, заберу.
- Да, господин, - мальчишка исчез быстрее, чем затих звук его голоса.
Грузовик готов. Люди тоже готовы. И несколько недель на планирование. Три недели, если быть точным. А точным быть надо более чем когда-либо в жизни – на кону стоит слишком многое. Даже убийство Бормана на этом фоне выглядело не самой сложной операцией. Хотя… Она, пожалуй, такой и была. Да, Берлин тогда оставался наводнен советскими войсками – но это даже в плюс пошло. Никто не останавливал мрачного полковника, идущего куда-то по своим делам. А местоположение лежки адъютанта Гитлера Джозеф знал. Пришел-прикончил-ушел. Поджег домик только, да и все. Сложность – только в советских патрулях на каждом шагу.
Здесь будет не так. Охрана Драгомирова будет не хуже, чем у Сталина, в сорок третьем. Шах, опять же, и его гвардия спать тоже не будут. Да и такого количества людей у Джозефа здесь нет.
«Зато я готовлюсь уже долго. Гораздо дольше, чем следовало бы, по-хорошему говоря. Но надежно», - уверенность пришла вместе с превращением мелко изорванного кусочка газеты в пепел.
Уничтожив шифровку, пусть даже всего несколько человек в мире и могли ее опознать в этом клочке бумаги, «Ахмед» глубоко вздохнул. Все же прибытие Драгомирова задачу усложнило как бы не на порядок – и на это следовало отреагировать.
Итак, есть три недели. Выступление советского лидера на площади, вместе с шахом – через двадцать два дня. Вручать щенка будут. Самое, казалось бы, время для атаки.
Но именно этого и будут ждать все спецслужбы. Атаки именно во время публичного выступления. И невольно расслабятся, запихнув Драгомирова с шахом в лимузин – русский без перса не поедет, оскорбление же.
Именно на пути с площади Сталина акция и должна состояться. С взрывами, стрельбой и прочими радостями жизни. А напоследок – всегда есть страховка-снайпер, ждущий шанса в девяти сотнях метров от посольства Советского Союза.
Проблема в том, что снайпер сможет сделать только один «чистый» выстрел. А цели вполне может быть две – шах и Драгомиров. И в кого прикажете стрелять?
По идее – в шаха. Все-таки Драгомиров цель вторичная, первичной задачей Стражински являлся Иран. А возглавляющий Советы русский подвернулся, по большому счету, случайно, и от главной задачи отвлекать не должен бы. Но это именно что стратегический выбор. Драгомиров или шах? Шах или Драгомиров? Что важнее – притормозить Советы сейчас, но не получить Иран или получить Иран, но только лишь уверить русских в правильности пути?
За убийство именно Драгомирова было множество аргументов. Одним из важнейших, в рассматриваемом цэрэушником варианте, оставался тот, что смерть шаха могла, в общем-то, к победе и не привести. Если русские войска среагируют оперативно, то переворот закончиться не успеет. И озверевшие большевики снесут к чертям собачьим всякое сопротивление.
С другой стороны, если шах останется жив, то переворота не будет вообще. Ну, или, по крайней мере, он будет более чем затруднен. Ибо целая куча войск вполне способна сохранить трону верность. Ведь одно дело, когда трон пуст, и совсем другое – когда на нем сидит легитимный, в общем-то, правитель.
Так или иначе, дать ответ на этот вопрос Джозефу предстояло в ближайшие дни.

[zhenis]

У меня вопрос к форумчанам. а действительно ли Борман остался в Берлине или все-таки укатил в Бразилию? Просто его судьба вообще покрыта тайной. Если про многих бонз что-то слышали, то Борман вообще исчез.

[vorobei]

Вообще то это "параллельная ветка" истории. Т.е. тут могло быть и не так, как у нас...

[Хрюрь]

У меня вопрос к форумчанам. а действительно ли Борман остался в Берлине или все-таки укатил в Бразилию?

По Хистори фильм показывали, там утверждалось, что он погиб в Берлине. Мол, провели генетическую экспертизу останков и это он...

[ComOk]

Да шо там-таки возить? Триста-четыреста патронов...

Возимый БК АСУ-57 - 30 штук.
Длинна унитара для АСУ-57 почти 600 мм.

[Лорд д'Арт]

Мгновения прошлого. Москва, декабрь 1937-го года.
- Как это понимать? – Сталин задал этот вопрос таким тоном, что даже самому недалекому человеку стало бы понятно, в каком вождь бешенстве. – Как. Это. Понимать.
Ежов в данный конкретный момент ответить не мог. Потому что не было у него ответа. Если честно, то от страха он не мог даже говорить. Вообще.
- Враг народа? Враг народа? А этот враг народа между прочим товарищу Сталину жизнь спас. Дважды. Один раз – так и вовсе, собою прикрыл. И вдруг – враг народа. Ви, товарыщ Ежов, получэтса, хотытэ сказат, что враг народа товарыща Сталина спасал, значит, и товарыщ Сталин тоже, враг народа?
Акцент, особенно усилившийся и показывающий, насколько разозлен вождь, главу НКВД добил. Втянув голову в плечи, он попытался хоть что-нибудь ответить, но на выходе получилось лишь только невнятное бормотание.
- Что? Ви, товарыщ Ежов, может громче скажетэ? Чтобы все слышали?
Состояние Сталина было понятно. Узнать о том, что человек, спасший тебе жизнь, причем – как говорилось – неоднократно, расстрелян как враг народа по очевидной глупости. Да, человек непростой, с характером, мягко говоря. Да и угрозы от него – ни малейшей. А тут – расстреливают, да еще и докладывают задним числом. И ведь случайно глаз за фамилию зацепился…
«Все, хватит Ежова. Лаврентий уже докладывал, насколько тот замарался. А теперь еще и это. Ну Сергея-то за что, сволочь такая. И знал ведь, что тот меня спасал. А у Сергея сын ведь есть? – мысль вождя привычно свернула с дорожки «как все плохо», на дорожку «как что-то исправить». – Точно, будущий пилот. Молодой совсем. Надо присмотреть…»
А с этим пора заканчивать. Надо Лаврентию намекнуть, пусть готовится дела принимать.
- Ви, товарыщ Ежов, можэтэ идты. Подумать над ответом. Ми с вами еще поговорым, позже.
И, наблюдая за бледным, обильно потеющим человечком, покидающим его кабинет, вождь все пытался вспомнить, как зовут сына старого товарища.
«Борис? Вроде да… Хотя нет, по-другому. Бронислав? Точно нет, откуда вообще вылезло… Богдан? Точно, Богдан!»
Народный комиссар внутренних дел, жить которому оставалось несколько недель, понятия не имел, что, подписывая очередной расстрельный список, радикально изменил историю Советского Союза.

[ZLOY_GAD]

расстрелял как враг народа по очевидной глупости.

Сергей я не ожидал такого.

Акцент, особенно усилившийся и показывающий, насколько разозлен вождь, главу НКВД доконал.

Это еще что за слово? Может добил?

[Лорд д'Арт]

***
Серое сентябрьское небо над Киевом начинало ронять первые капли дождя, когда Генеральный Секретарь ЦК КПСС вышел из машины.
На могиле родителей Богдан задерживаться не любил. Слишком тяжело он здесь себя чувствовал, слишком укоризненно смотрел с памятника отец.
В столицу Украины Драгомиров прилетел ненадолго – до поездки в Иран оставалось совсем немного времени, а к правильному проведению провокации готово было далеко не все. Но время зайти на кладбище он выбрал.
Принес цветы. Налил в рюмку коньяк – отец принципиально не любил водку. Мама не пила вообще – ей Богдан налил сока. Не самое традиционное поведение, да. Но как-то так уж у него повелось.
Посидел на скамеечке, молча. Сидел под моросящим дождем без движения, долго - минут пятнадцать-двадцать. Потом тяжело поднялся и налил коньяку и себе. Отсалютовал отцу, улыбнулся маме. Выпил.
- Знаешь, батя, как все надоело. Эти интриги, эта политика. Нет, порой интересно, конечно, но устаешь от этого сильно, - Драгомиров разговаривал негромко, словно боялся, что стоящий в трех десятках метров охранник его услышит. – И девчонки еще. Никак не решусь. Вроде Алена нравится, причем сильно так, аж голову кружит. Но и Дарья тоже ничего. Тихая, спокойная…
Снова помолчал, прислушиваясь к тишине. Улыбнулся, будто что-то услышал.
- Знаю, что дурак. Иран этот, провокация. На кой мне все это нужно? Сидел бы себе в Москве, делал бы дело. Рано или поздно вылезли бы, мерзавцы. Но нельзя. Никак. Не могу я на съезд с этим идти, решить все надо… И с девчонками тоже.
- Боишься? - прошелестел ветер.
- Боюсь. Особенно с Аленой. Такая она вся…заводная. Таня тоже такой была. Ей бы она понравилась.
На могилу к Татьяне Драгомиров не ходил ни разу. Даже не пытался – знал, что не сможет. Даже полтора десятка лет спустя. Слишком сильно любил. До сих пор.
Похоронена она была не так и далеко. Место он знал, и сейчас ему вдруг почудилось, что сможет. Сможет подойти и вот так же поговорить.
- Я, наверное, пойду, родные. Извините, что нечасто захожу. И ненадолго, - положил руку на памятник, погладил. Кивнул отцу, улыбнулся маме. – Я уж постараюсь вас не подвести.
Развернулся и, не оглядываясь, зашагал к дорожке.
Охранник, уже собиравшийся садиться в автомобиль, черный ЗиС-115, удивленно повернулся, наблюдая, как Драгомиров свернул в сторону.
- Леха, а мы разве не? – наклонившись к водителю, вопрос он, однако, задать не успел.
- За Первым давай, живо. Я Игнатенко скажу, - шофер возил еще Сталина и привычен был ко всему, а потому среагировал быстро.
А Богдан решительно шел к могиле Татьяны. Шел, с каждым шагом преодолевая растущее смятение.
- Оставить мандраж, полковник. Бывало и хреновей, - тут он себе соврал. Так плохо, как в момент, когда он понял, что Тани больше нет, ему не становилось. А сейчас давно замороженные и погребенные где-то в глубине души чувства рвались на поверхность, вызывая на глазах пилота слезы.
Могила любимой девушки появилась как-то внезапно. Вроде и прошел-то всего ничего, а она уже вот, рядом…
- Ну, здравствуй, родная, - тяжесть в груди как-то вдруг ушла, оставив только лишь грусть и печаль. – Извини, что без цветов. Родителям оставил. Они же тут неподалеку, знаешь.
- Да и вообще – я ж постоянно без цветов. Традиция, считай, да? – Богдан грустно улыбнулся. - Никогда спланировать наши с тобой встречи нормально не мог. Как тогда, в тридцать девятом, когда в отпуск приехал и на каток затащил. Я же еще тогда признаться в любви хотел. Но струсил.
Помнишь, как я едва-едва ногами по льду перебирал? Кататься же не умел вовсе. А ты меня возила, от бортика отрывала, учила ноги правильно переставлять… Знаешь, я ж так больше на каток-то и не ходил ни разу. Не мог. О тебе все вспоминал. Скучаю, честное слово.
Драгомиров замолчал. Дождь, накрапывающий все это время, стал затихать. Одинокий луч Солнца, прорвавшийся сквозь облака, осветил куст шиповника, прошелся по лицу пилота и остановился на памятнике.
- А я вот девушку встретил. Двух, если точнее. И все решиться не могу. Знаю ответ, душой и сердцем знаю – а не могу. Боюсь.
- Чего? – прошуршала листва.
- Потерять. Открыться, полюбить всем сердцем – и потерять. Не хочу больше такого испытывать. Совсем не хочу. Знаю, что все мы смертны, просто… Вот, недавно Лаврентий Павлович умер. Такой человек… Да-да, тот самый. Берия. Я же теперь большим человеком стал. Страной вот руковожу. Пытаюсь, по крайней мере. Вроде получается.
Девушка на фотографии смотрела строго, но в уголках рта угадывалась улыбка. Богдан еще помолчал. Потом вдруг встряхнулся весь, словно пес, выходящий из воды, тряхнул непослушными волосами, вновь выбившимися из-под фуражки, и твердо сказал:
- А знаешь, ты права. Никогда ведь не был тряпкой… А тут, честное слово, хлюпиком заделался. Спасибо, родная. Я еще приду. С цветами, обещаю. А ты – спи спокойно. Прощай.
Полковник Игнатенко, вызванный водителем Богдана, и только-только примчавшийся к его машине, увидел, как с аллеи поднимается совсем другой Драгомиров – тот, которого он не видел со дня похорон Берии.
Стальной лидер могучей державы вернулся.