Дорога в Царьград (1877 год)

[Kirasir]

Форумчане! Вы что, шуток не понимаете

Поняли-поняли, шуткой на шутку ответили форумчане...

[Аль-Искандер]

Короче, дострелить, чтобы не мучился...

[Road Warrior]

На самиздате:

где-то в этих краях впервые вышла на берег богиня Афродита

Мы ж уже обсуждали, что Афродита вышла на берег на Кипре, а на Лемносе она всего лишь навсего оделила женщин, не хотевших ей поклоняться, страшной вонью...

Мать, Елена Ономагулос, статную черноволосую гречанку

ЕленУ

Почти пятьсот лет ждали, вы даже представить себе не можете?

Чуть более четырехсот (424, если точно...)

пленении султана Абудул-Гамида II.

Абдул-Гамида II

и полковнике Бережных...

Бережном; хотя Леонтьев еще раз называет полковника "Бережных", может, просто не так понял...

И, кстати, уже в тексте на этом форуме все-таки неплохо бы поправить cockatrice (мифическое создание, дракон с птичьей головой)--это никакая не "курочка"...

[Semargl]

ага когда их другие поделят....

Кто "другие"? Кто в войне не участвовал - вообще на плюшки права не имеет :)

А благодетель, ИМХО будет НАМНОГО больше недоволен не гибелью какой-то Курочки или даже целой эскадры у Пирее - а закрытием Суэцкого Канала.

Ну только ему в голову не придёт, что так ответить могут.
Ибо одно дело под шумок бяку сделать, притом по закону (то что наглы на них кладут - не значит что они их не знают), и совсем другое - на принадлежащее покуситься.

[Александр М.]

В моем разделе на СИ выложена 2 часть 1-го тома.
Приятного чтения.

[Александр М.]

вставленная прода, повествующая о преключениях художника Верещагина на Русско-Турецкой войне 1877-го года
8 июня 1877 года. Утро. Поселок Малы-Дижос, неподалеку от Рущука.
Василий Васильевич Верещагин.
Сказать по правде, я и сам не могу понять – какой черт меня дернул отправиться с моряками на этой миноноске. Но наши войска готовились к форсированию Дуная, и для того, чтобы турецкие мониторы, стоящие в Рущуке, не смогли помешать навести мост для переправы, было решено поставить мины поперек фарватера. Ну, а мой однокашник по Морскому корпусу лейтенант Гвардейского экипажа Николай Илларионович Скрыдлов уговорил меня вместе с ним атаковать турецкий монитор на его миноноске, носящей несколько легкомысленное имя «Шутка». – Дескать, Василий, ты хотел увидеть, как выглядит взрыв мины – если пойдешь с нами, то обязательно увидишь.
И увидел! – В ночь с 6-го на 7-е июня, где-то ближе к полуночи я услышал над головой странный шум. Как будто в небе стрекотала какая-та машина, летящая на нами большой высоте. А потом с неба, на то место, где стояли на якорях турецкие мониторы и канонерские лодки, стали падать огненные стрелы. Вы видели падение звезды? – Так вот, что-то похожее на это падение, только гораздо ярче и стремительнее. Я бегом бросился в домик, где мы остановились, и схватил этюдник и горящую свечу, приказав казаку, который, выпучив глаза, наблюдал за этим необычным явлением, держать ее у меня над головой. Не успел я сделать и нескольких мазков кистью, как в Рущуке раздался страшный взрыв, и в небо всплеснулся сноп ярко-желтого огня.
– Видать, у турок корабль взорвался! – С недоумением сказал казак, наблюдая за этим странным «звездопадом».
Несколькими минутами спустя прогремел еще один взрыв. Я, как одержимый бросал краски на холст. Такого зрелища я еще никогда не видел.
Потом в Рущуке вспыхнули два огромных костра, которые горели долго, без малого час. Высыпавшие из домиков и палаток офицеры, как завороженные наблюдали за тем, как с неба сорвалось еще несколько звезд, и в Рущуке громыхнуло несколько сильных взрывов.
– Господа, что это было? – Раздавались недоуменные голоса морских офицеров. А матросы и солдаты радостно приплясывали, и махали руками. Они видели, что от турецких кораблей в Рущуке остались одни головешки.
А на следующий день, ближе к вечеру, мы вышли к Рущуку всей целой флотилией. Часть миноносок с шестовыми минами должны были атаковать турецкие корабли, если они уцелели после ночного побоища, и попытаются помешать минным постановкам. Тихоходные же катера и лодки должны были ставить сами мины.
Вышли мы в поход затемно. Перед отправкой к нам приехал молодой Скобелев, тот, с которым я познакомился в Туркестане, и стал упрашивать командующего нашим отрядом капитана 1-го ранга Новикова, чтобы его взяли на одну из миноносок. Но Модест Дмитриевич был непреклонен, и Скобелев, огорченный уехал, на прощание шепнув мне: «Экий вы счастливец, как я вам завидую!». Эх, дорогой, Михаил Дмитриевич, если бы вы знали, от какой смертельной опасности уберег вас Модест Дмитриевич!
Вышли мы уже на закате солнца, когда последние его лучи были уже почти не видны, а на светло-красном фоне неба и воды черными силуэтами выделялись миноноски, дымящие, разводящие пары. Руки сами собой потянулись к этюднику, и я успел сделать набросок, до того, как солнце окончательно скрылось за горизонтом, и стало совсем темно.
Мы медленно шли по фарватеру. Впереди идущие катера и лодки то и дело садились на мель, и нам приходилось стаскивать их на глубокую воду. Предполагалось, что еще до рассвета мы войдем в русло Дуная, и с зарей начнем класть мины. Вышло же, что уже рассвело, а еще никто даже не выбрался на фарватер. Мы долго стояли на одном месте, чтобы дать время подтянуться остальным, и потом пошли вдоль острова, густые деревья которого скрывали еще нас от турок. Очевидно, что сделать, как предполагалось, т.е. тайком подойти и положить мины к турецкому берегу, было немыслимо; вдобавок, кроме нашей и еще одной-двух, все остальные миноноски страшно дымили и пыхтели, так что одно это должно было выдать весь отряд.
Только мы стали выходить из-за первого островка, как из караулки противоположного берега показался дымок, раздался выстрел, за ним другой… И пошло, и пошло, чем дальше – тем больше. Берег был недалеко, и мы ясно видели суетившихся, перебегавших солдат; скоро стало подходить много новых стрелков, особенно черкесов, и нас начали осыпать пулями, то и дело булькавшими кругом лодки. Сделалось вскоре очень жарко от массы падавшего свинца; весь берег буквально покрылся стрелками, и выстрелы представляли непрерывную барабанную дробь.
Грозно, тихо двигались миноноски; уже первые остановились у берега и начали работу, когда последние только еще входили в русло реки. Солнце давно вышло; было светлое летнее утро, легкий ветерок рябил воду. Мины приходилось класть под выстрелами. Отряд, начав погружать их, сделал большую ошибку тем, что сейчас же прямо не пошел к турецкому, т.е. правому берегу, а начал с этого – левого; вышло то, что первые мины уложили порядочно; даже около середины мичман Нилов бросил свою мину, но второпях неладно, так как она всплыла наверх; далее же никто из офицеров не решился идти, так что половина фарватера осталась незащищенной.
Лейтенант Скрыдлов вел себя хладнокровно под огнем неприятеля. Пользуясь тем, что со стороны Рущука вооруженных пароходов так и не было обнаружено, мы с ним закусили вареной курицей и выпили по глотку хереса. После чего приятель мой прилег вздремнуть, и – странное дело – его крепкие нервы действительно дали ему вздремнуть.
Я не спал, стоял на корме, облокотясь о железный навес, закрывавший машину, и следил за рекой по направлению к Рущуку. Тем временем обстрел противника все усиливался. По берегу стрелки и черкесы стали кубарем спускаться до самой воды, чтобы стрелять в нас поближе, и буквально осыпали миноноску свинцом; весь берег был в сплошном дыму от выстрелов.
Вижу, что Скрыдлова, сидевшего у штурвала, передернуло – его ударила пуля, потом другая. Я стоял, поставив одну ногу на борт; слышу сильный треск подо мной и удар по бедру, да какой удар! – точно обухом. Я перевернулся и упал, однако тотчас же вскочил на ноги.
Мы шли по течению, очень близко от турецкого берега, откуда стреляли теперь совсем с близкого расстояния. Как только они не перебили нас всех! Бегут за нами следом и стреляют, да еще ругаются, что нам хорошо слышно. Я пробовал отвечать несколькими выстрелами, но оставил, увидев, что это бесполезно.
Как мы добрались до дома – одному Богу известно. «Шутка» была совсем разбита и, очевидно, не годилась для дальнейшей работы; оказались большие пробоины не только выше, но и ниже ватерлинии; свинца, накиданного выстрелами, собрали и выбросили несколько пригоршней. У Скрыдлова две раны в ногах. Я ранен в бедро, в мягкую часть. Пуля ударила в дно миноноски, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть.
Нас вытащили на румынский берег. Из весел сделали носилки и положили на них Скрыдлова, а я пошел пешком; сгоряча я не чувствовал ни боли, ни усталости. Но, пройдя с версту, почти повис на плечах поддерживавших меня матросов.
На берегу встретил я Скобелева, издали наблюдавшего за установкой мин; с которым мы расцеловались. Он только повторял: «Какие молодцы, какие молодцы!»
Признаюсь, я долго не понимал, что ранение серьезное. Через пару недель, я был в этом убежден, можно будет опять присоединиться к передовому отряду, с которым я до сих пор шел.
Кроме небольшой лихорадочности и возбужденности, ничего дурного не чувствовалось, и боли в ране не было ни малейшей, хотя мой палец и ощупал большую прореху в платье, белье и тканях мышцы, а все любопытствовавшие видели рану, несмотря на нежелание пугать меня, не могли удержаться от восклицаний: «У-у!» или «О-о! Однако разорвало-таки вам!».
«Ничего, заживет! – утешал я сам себя. – Поеду в Главную квартиру, подлечусь немного и скоро опять буду на ногах».

[Kirasir]

ближе к вечеру, мы вышли к Рущуку всей целой флотилией.

одно из этих двух слов явно лишнее.

[Большой Свин]

Как будто в небе стрекотала какая-та машина, летящая на нами большой высоте.

Может стоить заменить "стрекотала огромная цикада" или насекомое или кузнечик.... Местному срёкот асоцыировать с машиной как то не того...

Добавлено спустя 4 минуты 35 секунд:

Пуля ударила в дно миноноски, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть.

Странная и мне не понятная траектория. Может в борт или палубу. Где дно и где пациент... не вяжется как то.

[Садко]

Странная и мне не понятная траектория. Может в борт или палубу. Где дно и где пациент... не вяжется как то.

Вообще-то, если мне память не изменяет, это цитата из воспоминаний самого ВВВ...

[Большой Свин]

Да, и если мне не изменяет память, Пули были в основном свинцовые, т.е. рикошет как таковой у них мало реален. И уж тем более ото дна. Пуля должна была уйти под воду в дно реки но в ногу чела стоящего на палубе... как то уж очень сложный рикошет получается, вы не находите ?

[Михаил Александрович]

Пуля должна была уйти под воду в дно реки но в ногу чела стоящего на палубе... как то уж очень сложный рикошет получается, вы не находите ?

Зачем огород городить? Всё просто: прилетела пуля, попала в бедро и прошла навылет.

[Road Warrior]

Зачем огород городить? Всё просто: прилетела пуля, попала в бедро и прошла навылет.

Ну если сам Верещагин об этом написал, по свидетельству уважаемого Садко, то действительно, вместо того, чтобы огород городить, нужно просто повторить слова самого Верещагина из его настоящих мемуаров Что, насколько я понял, и было сделано

[Садко]

нужно просто повторить слова самого Верещагина из его настоящих мемуаров

Вот дословная цитата:

Я ранен в бедро, в мягкую часть. Поднявшись после удара, я все время по-прежнему стоял, но, чувствуя какую-то неловкость в правой ноге, стал ощупывать больное место: вижу, штаны разорваны в двух местах, палец свободно входит в мясо. «Э-э, да никак я ранен? Так и есть, вся рука в крови. Так вот что значит рана. Как это просто! Прежде я думал, что это гораздо сложнее». Пуля или картечь ударила в дно шлюпки, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть. Из матросов никто не ранен.

[Starosta]

Пуля или картечь ударила в дно шлюпки, потом рикошетом прошла через бедро навылет, перебила мышцу и на волос прошла от кости; тронь тут кость, верная бы смерть.

Могло и рикошетом. Хотя если там постоянный огонь, или картечь то вряд ли можно сказать что именно так пуля которая попала, ударила рикошетом.

[vorobei]

Кстати да. Если пуля прошла навылет, в ране её не было. То откуда он мог узнать, что она вообще рикошетила? Только разве если входное отверстие заметно ниже выходного... Это если чётко определили, какое где.

[BRODJaGA]

мой палец и ощупал большую прореху в платье, белье и тканях мышцы

В раневом канале, образовавшемся вследствие выстрела в пределах действия его компонентов, обнаруживают копоть, полусгоревшие порошинки ,итого анаэробная гангрена.К развитию анаэробной инфекции в ране предрасполагают: ранения нижних конечностей с обширным размоз-жением и ушибом тканей и выраженным загрязнением раны землей, обрывками одежды

[Александр М.]

вставленная прода повествующая об опасном быте морских пехотинцев стоящих на блок-постах вокруг Константинополя. Эта служба и опасна и трудна... но именно она создает золотой запас Родины и помогает выявлять негодяев.
10 июня (29 мая), Утро, Блокпост неподалеку от Сан-Стефано.
Командир отделения сержант контрактной службы Кукушкин Игорь Андреевич.
Погоняли мы в Стамбуле, пардон, Константинополе, тамошних бандюков, а потом 7-го июня, получили приказ, и отправились на блокпосты. Выпало мне, с моим отделением, перекрывать дорогу, ведущую из города в сторону Адрианополя. Это рядом с местечком Сан-Стефано. Всего два десятка километров от центра Константинополя.
Вместе с нами на блокпосту несут службу еще два десятка новонабранных греков-ополченцев. Да еще две супружеские пары болгар, которые считаются кем-то вроде вольнонаемными. Мужчины работают по хозяйству, а женщины готовят пищу. Еще мы их припахиваем, когда нужно осмотреть женщин-мусульманок. А иначе никак – турки, несмотря на то, что боятся нас, как огня, не задумываясь полезут в драку, если мы начнем обыскивать их жен, сестер или дочерей. А под женской одеждой мы пару раз уже ловили богатеньких турок, которые, как Абдулла из «Белого солнца пустыни», пытались смыться из города.
Задача, которую поставил нам старлей Бесоев, была простая, как апельсин: Всех встречных-поперечных шмонать, на предмет незаконного вывоза культурных и материальных ценностей. А если поподробнее, то проверять всех выезжающих из Константинополя, изымать у них оружие и ценности, награбленные у пролетариата, тьфу, у угнетенных народов Османской империи. Ну, и по мере сил и возможностей гасить всякую сволочь, которая, пользуясь безвластием, промышляет грабежом и разбоем.
Прапор из состава роты, что перекрыла дорогу в самый первый день, сдавая нам блокпост, рассказал, что служба, в общем-то, относительно спокойная. Ну, это если держать ухо востро. Главная опасность – не сами турки, а разные там башибузуки и черкесы. Эти сволочи стараются напасть внезапно, подловить отставшего или потерявшего бдительность бойца, и поизмываться над ним. Наши ребята, Слава Богу, не расслаблялись, и неприятностей с ними не было. А двое греков, отправившихся в ближайший поселок за продовольствием, угодили в лапы к этим уродам. Потом наши ребята нашли их трупы. Не буду описывать – что они с ними сделали. Несколько наших, наиболее впечатлительных, потом недели две были вегетарианцами.
Ну, а потом, на грузовиков и «Тиграх» приехали головорезы из спецназа ГРУ, прилетел вертолет, и в холмах была устроена облава по всем правилам. Одну крупную банду черкесов показательно затравили. Головы с отрезанными ушами потом выставили в ближайшем турецком селении. Но это была только одна банда. Блокпост вроде пока не беспокоили, а вот дальше по дороге на Андрианополь разбойнички шалят.
А так все просто и скучно – стой на дороге, да проверяй всех выезжающих. Вон, опять что-то запылило на дороге. Едут. Похоже, что народ небогатый. Две арбы, на одной барахлишко, на другой – женщина и трое детей. Одна девица уже вполне созревшая, наверное, скоро замуж выдадут.
Сам хозяин, высокий черноволосый турок средних лет, через грека-переводчика сообщил, что он мастер-чеканщик. Из города решил уехать, потому, что кто-то на базаре рассказывал о том, что якобы, новая власть собирается перерезать всех мусульман, а их жен раздать неверным. Чушь, конечно, но люди во все времена склонны верить слухам. И чем глупее слух, тем больше ему верят. Пытаюсь разъяснить Мустафе – так зовут турка, что власть Югороссии не тронет тех, кто не нарушает законы, и живет своим трудом. Он смотрит на меня с недоверием. Говорит, что пару месяцев поживет у родственников в Эдирне (так турки называют Адрианополь), а там видно будет. Оружия у него нет, ценностей больших тоже не обнаружено, поэтому мы беспрепятственно отпускаем его с семьей с миром. Советую ему быть поосторожней, так как одиноких путешественников активно грабят на дорогах.
Похоже, что я накаркал. Через четверть часа со стороны Адрианополя мы услышали крики и выстрелы. Хватаю пулемет, и бросаюсь к тачанке. Да, я забыл сказать, что мы по опыту небезызвестного батьки Махно для экстренных выездов используем тачанку. Это четырехместный подрессоренный экипаж, запряженный парой лошадей. На нем мы оперативно добираемся к месту происшествия, при необходимости ведя огонь прямо с колес.
Вот и теперь мы в считанные минуты оказались там, где разыгралась трагедия. Шайка бродяг-черкесов напала на Мустафу. Самого его они сразу же пристрелили. С жены Мустафы и его старшей дочери подонки сорвали все украшения, а потом потащили в придорожные кусты, чтобы там изнасиловать. Остальные с увлечением рылись в вещах чеканщика.
И тут появилась наша тачанка. Я и Мишка Иванов, парень из моего отделения, первыми же выстрелами положили четверых бандитов. Я стрелял из «Печенега», Мишка – из СВД. Грек Константинас, который был у нас кучером, или, как мы шутили, «механиком-водителем», с винчестером в руках бросился к арбе. Одного мародера он подстрелил на ходу. Двое других, увидев, что к ним быстрыми шагами приближается «северный пушистый зверек», бросились бежать к своим коням, которые были привязаны к дереву у дороги. Но далеко они не убежали. Константинас, прицелившись, несколькими меткими выстрелами завалил беглецов.
Стало тихо. Лишь бренчала сбруя лошадей, стонал один из подстреленных черкесов, да тихо и горько плакали жена и дочь убитого Мустафы.
– Ну, ты молодец, Константинас, – от души похвалил я храброго грека. – Хоть и годов тебе под пятьдесят, а дело свое знаешь, и любому молодому сто очков форы дашь.
Грек, услышав мою похвалу, заулыбался. – Командир, я был в сентябре 1854 года под Балаклавой. Тогда наш батальон под командованием полковника Матвея Манто до последнего дрался с англичанами. Вот, где было жарко. Много наших погибло, но никто не отступил. А эти бродяги с большой дороги – разве они воины?
Мы подошли к стоявшим на дороге повозкам. Утешать женщин было бесполезно. Обливаясь слезами, они погрузили на арбу сброшенные на землю мешки, потом положили туда же окровавленное тело главы семейства, и, развернувшись, тихо поехали обратно в сторону города.
А мы осмотрели трупы убитых черкесов. Внешне они были похожи на жителей Северного Кавказа. То ли лазы, то ли абхазы. Двое из них еще были живы. Один, правда, уже отходил, и грек из милосердия добил его выстрелом из винчестера. А второй, раненый в плечо, сидел, прислонившись к дереву, и зажав рукой рану, злобно смотрел на нас. – Сволош урус, – прошипел он, сквозь сжатые от боли и ненависти зубы, – я буду тэбе, и твоим свиньям башка рэзать и жену твою …
Тут мне вдруг вспомнилась моя любимая Мерседес, с которой я не виделся уже почти три дня. Мой ПМ, словно бы сам прыгнул мне в руку из кобуры, и я не целясь влепил пулю в лоб этому подонку. Черкес мешком повалился набок.
До вечера у нас больше не было приключений. Из нескольких следовавших из города повозок мы изъяли четыре старых кремневых ружья и пару кинжалов. У стамбульского еврея-менялы, который выдавал себя за болгарина, и в подтверждение своего, якобы, христианства, повесил на грудь здоровенный крест поверх рубахи, мы нашли мешок с золотыми монетами и украшениями. Бедный Шейлок долго ругал нас последними словами, призывая на наши головы все беды на свете. Но нам было наплевать на его завывания.
Потом мы переговорили с несколькими армянами, которые ехали в Константинополь из Болгарии. По их словам, турецкая армия стремительно разлагалась. Известие о падении столицы Османской империи вызвало шок у командиров и солдат. Началось повальное дезертирство. А те, кто еще остался в строю, принялись грабить и насиловать христиан, вымещая таким образом свою злость за поражение на болгарах, греках и армянах. В свою очередь, христиане, вооружившись чем попало, шли громить турецкие аулы, и даже нападали на небольшие турецкие отряды. Вроде бы военные действия и не велись, но жертв с обеих сторон было много. Я составил донесение о том, что рассказали мне армяне, и с оказией переслал его своему командиру. А он уже отправит его дальше по инстанции.
Ночью, о чудо, на нас попытались напасть обкурившиеся анаши башибузуки. Но эти любители ганжи, были незнакомы с такой штукой, как снайперская винтовка с ПБС и ночным прицелом. Наш штатный снайпер, Мишка Иванов, без особого напряга перестрелял большую часть любителей ночных приключений. Лишь когда две трети отряда были уже мертвы, до этих убогих наконец-то дошло, что что-то тут происходит не так. Бросив своих убитых, отморозки свинтили в неизвестном направлении.
А утром к нам пришла долгожданная смена. Мы передали ребятам блокпост, рассказали о своем житии-бытии, после чего сели на подводы, которые привезли нашу смену, и отправились домой. Да-да, для многих этот город уже стал вторым домом. Ведь то место, где тебя ждут – это и есть дом. А в Константинополе меня с нетерпением ждала моя ненаглядная Мерседес. Я так по ней соскучился!

[Алекс33]

Адреса-явки ?
Не видно работы контрразведки и регистрации выезжающих.
При выезде за пределы Константинополя, в Турцию и т.д., освобождается недвижимость и места на базарах и вообще в торговле и в обеспечении жизни города. Эту работу кто-то должен делать.
Если житель выезжает насовсем, с него неплохо брать расписку, что оставляемое имущество переходит в распоряжение комендатуры. в пустых домах вскоре будут жить бандиты или нуждающиеся - в зависимости от того, насколько расторопнее работает комендатура. Сверка данных от старшин районов города и с блокпостов позволит найти нарушителей.
Башибузуки и прочие имеют какие-то места постоянного базирования. Не исключено, что там шныряют австрийцы с наглами. Такую информацию надо собирать.
Нет никакого смысла выводить в нуль бандитов сразу.

[alexBelVMF]

У стамбульского еврея-менялы, который выдавал себя за болгарина, и в подтверждение своего, якобы, христианства, повесил на грудь здоровенный крест поверх рубахи, мы нашли мешок с золотыми монетами и украшениями. Бедный Шейлок долго ругал нас последними словами, призывая на наши головы все беды на свете. Но нам было наплевать на его завывания.

К безопасникам! Немедленно! И потрошить...

[reeroe]

К безопасникам! Немедленно! И потрошить...

Коньяк и кексов этому господину!